«Ты не так прост, парень, как может показаться на первый взгляд! Наверное, не зря тебя архивариус поместил под колпак. Так сказать, подальше от греха. Ты много знаешь или являешься важным свидетелем, которого пока нельзя убирать».
Чтобы как-то заполнить возникшую паузу, решил сменить тему:
– Ты не думаешь, что Данила-мастер в курсе вашей дружбы, и предпринял… превентивные меры. Уверен, что тебя не опередили? И сейчас в квартире этого учёного нас не ждёт засада.
– Не думаю, – уверенно заключил Торичео, что-то внимательно разглядывая за окном. – Вернее, он, разумеется, в курсе нашей дружбы. К тому же он неоднократно спрашивал меня о нём. Я звонил по телефону Валентинычу, тот от встречи уходил под любым предлогом.
– Может, архивариусу нужен как раз Жидель?
– У меня именно такое впечатление и сложилось. Меня он убрал с дороги, чтобы не мешал. Я беспокоюсь о своём учителе. Что касается засады в квартире, то у меня голова не болит. Это верный признак того, что путь пока свободен. К тому же маловероятно, что Валентиныч дома.
– Почему ты так уверен?
– Предчувствие у меня. Кстати, мы уже приехали. К третьему подъезду, пожалуйста. Правда, я должен вас предупредить.
– О чём же? – весело поинтересовался доктор, выбираясь из машины.
– О странностях Юрия Валентиновича, если мы его застанем, разумеется, – виноватым тоном поведал студент, направляясь к подъезду. – Его манера поведения может шокировать любого, лучше быть готовым ко всему. Он любит подтрунивать, подшучивать, даже издеваться над людьми… Всякие прозвища придумывает. Мне кажется, это черта любого талантливого учёного.
– Слышал бы тебя сейчас твой учитель, – Бронислав поставил джип на сигнализацию и не спеша направился за подопечным. – Что ж, постараюсь не упасть в обморок.
– Такие понятия, как такт и вежливость ему в принципе неведомы.
– Интересно, как он смог достичь таких высот в науке при этом? В моём понимании широта кругозора, образованность, начитанность являются синонимами тактичности. Есть, разумеется, исключения из правил, но в целом тенденция, знаешь ли.
Торичео первым зашёл в лифт, подождал Бронислава, нажал кнопку шестого этажа, и только после этого продолжил:
– Юрий Валентиныч является исключением из правила. Мне кажется, на свете не существует ничего такого, чего бы Жидель не знал досконально. Во всяком случае, на все мои вопросы он всегда отвечал не задумываясь.
Дверь квартиры, в которой, по мнению Торичео, должен был проживать гений, оказалась закрытой. Шагов за ней не прослушивалось. Позвонив несколько раз и постучав кулаком для надёжности, Торичео заметно приуныл. Неожиданно скрипнула дверь напротив, из-за неё высунулась женская голова в бигуди.
«Седьмой десяток давно разменян, – привычно прикинул возраст соседки Бронислав. – Зачем ей бигуди? Непонятно!»
– Василка, ты ж вчерась заруливал, – прошепелявила соседка, застыв наполовину в проёме: голова здесь, всё остальное – по ту сторону. – Тебе внятно было сказано, что Валентиныча давненько не видать чего-то. А мне-то что? Моё дело сторона.
– Вчера я не мог зарулить, – быстро нашёлся Торичео. – Баб Глаш, вчера заруливал мой брат-близнец. Вспомните, что он спрашивал, и что вы ему ответили. Это важно.
– Как это – близнец? – округлила желтоватые глаза соседка. – Как будто я не знаю, что у тебя ни братьев, ни сестёр. Ты чего баламутишь-то?! Одежда, конечно, другая, не эти штаны-те.
– Куда уезжал Юрий Валентиныч?
– А я знаю? И не сказала я, что он уехал. Нет его где-то! – соседка, казалось, хваталась за возможность поболтать, как утопающая за соломинку. – Он мне не докладыват. Но с чумаданом я его точно не видела.
Бронислав стоял, чувствуя нарастающее внутри раздражение. В голове засела фраза из прочитанного детектива: «В какой блудняк ты вляпался на этот раз?»
Зачем они здесь? Ведь ясно, как божий день, что пришли зря, что им сегодня ничего не светит. Торичео, наоборот, загорелся:
– Это неважно, баб Глаш. Вспомните, пожалуйста… Двойник мой… Как он вёл себя? Может, что-то вам показалось странным?
– Ну, спрашивал, куды подевался Валентиныч. Я ответила, что не знаю ничаво. Уж две недели как. Ни слуху, ни духу.
– Как две недели? – напрягся Торичео. – А с кем же я по телефону разговаривал всё это время? Ох, чувствовал я, что-то с голосом не то.
– Дак по телефону чичас, мил дружок, – со знанием дела «просветила» парня соседка, – можно откедова хошь раговаривать. Так вот!
В этот момент дверь, в которую Торичео не так давно звонил и стучал, неожиданно открылась. Доктор разглядел сектор паркета прихожей, видавшие виды обои, обшарпанный потолок. Откуда-то из глубины квартиры раздался глухой хохот, затем надсадный кашель.
– Мне послышалось или.
– Вам послышалось, – перебил его Торичео и шагнул через порог.
Гвоздь программы
Кличку, которой наградила Марина свою непосредственную начальницу, главного редактора журнала Викторию Побасенкову, кроме неё никто не знал. «Облепиха» – термин из далёкого детства, когда мама брала десятилетнюю Марину на кафедру фарминститута, которой заведовала в то время. О ягоде, богатой витаминами и микроэлементами, мама готова была говорить с утра до вечера. И хоть студенты в основном её не слушали, лекторша ничуть не расстраивалась и не зацикливалась.
С тех пор прошло два десятилетия, и за что редакторша была удостоена столь экзотичной «кликухи», Марина так сразу бы не ответила. Какие-то скрытые на первый взгляд ассоциации, аналогии.
Сейчас обладательница клички сидела перед ней с бутербродом в одной руке и чашкой кофе «Три в одном» в другой, и никак не могла взять в толк, что заинтересовало молодую журналистку в невзрачном студенте медакадемии Василии Зубареве. Никакими выдающимися способностями среди однокурсников он не выделялся, вундеркиндом не был, сверхновых лекарств не открывал. Возможно, в ближайшем будущем и откроет, даже не исключено, что вылечит СПИД или гепатит С, но… не сейчас.
И почему именно его журналистка, имеющая лучший в редакции нюх на сенсации, решила вдруг поместить в полный рост на развороте глянцевого журнала, Побасенкова никак не могла взять в толк.
– Ну и пусть, пусть ты сейчас этого не понимаешь, – горячо убеждала Марина свою начальницу. – Доверься мне, Викуша. Здесь прячется такое, что назвать это мега-супер-сенсацией – всё равно, что никак не назвать. Это как безалкогольный напиток «Тархун» в сравнении с первачом или ромом. В конце концов, я что, часто к тебе обращаюсь с подобными просьбами?
– Практически через раз, – отрезвляюще ответила Облепиха, позвякивая мельхиоровой ложечкой о китайский фарфор. – Правда, ради справедливости надо отметить, что всегда в тему. Этого у тебя не отнять. Как у тебя получается – ума не приложу.
