– Сегодня я не буду прятаться в погреб, – уверенно заявил Камелотов, вжав голову в плечи и вращая глазами. – Сегодня я не один. Мы здесь хозяева, и прятаться не будем!
– Н-нет, не б-будем, – неуверенно повторила его гостья. – Хотя и оч-чень хочется, п-признаюсь. Хотя бы вон за ту занавеску.
Тем временем в деревенской избе разворачивался нешуточный полтергейст. Коврик на полу ни с того ни с сего сложился пополам, с печки свалился лист с сушёным шиповником. Без видимой причины заскрипели половицы.
Преломляющая способность
Через секунду Бронислав стоял в пустой комнате профессора-чудака Жиделя. Не сквозил больше сквозняк по камням, не слипались живот с поясницей, ноги упирались в твёрдый паркет. Торичео не было, он остался там, на стене средневекового замка.
От воспоминаний доктор поёжился и услышал стук в дверь. Что-то знакомое он разобрал в этом настойчивом стуке. Словно слышал его уже когда-то. Причём совсем недавно!
Крадучись вышел в прихожую и… похолодел. В зеркале, мимо которого он собирался проскользнуть, ничего не отразилось! Лишь обои на противоположной стене!
Он глянул вниз и вскрикнул от ужаса: вернуть-то Жидель обратно его вернул, только забыл придать прежний облик. В смысле, вообще, забыл придать облик. Бронислав стал человеком-невидимкой.
– Не спеши с выводами, астронавт НАСА! – раздалось сзади, доктор повернулся, едва не потеряв равновесие. С ним разговаривало всё тем же хриплым голосом Жиделя пустое пространство. – Мне с тобой кое-что надо перетереть в отсутствие Васятки, поэтому я выкроил время…
Стук в дверь повторился, вновь показавшись чертовски знакомым. Доктор прильнул к глазку и похолодел вторично. Совсем остыл, до нуля градусов. За дверью он разглядел себя и… Торичео!
– Вот именно! – воскликнул всё тот же голос из пространства. – Ты должен понимать, забастовщик, что в двух местах одновременно одна и та же видимая плоть находиться не может. Поэтому я и лишил тебя преломляющей способности. Ты что, Уэллса не читал? Временно это всё, не менжуйся!
– Временно – это сколько? – недоверчиво поинтересовался у пустоты доктор. – Час? День? Неделю? Как я дома появлюсь?
– Вот что, касатик, слушай меня сюда, – угрожающе прозвучал из ниоткуда ставший почти родным голос. – Нет у меня времени слушать твоё обиженное самолюбие, йцукен! Кстати, ещё не забыл о моих любимых матерных словах?
– Как же, забудешь про них… И рад бы…
– Молодец, аппендикс нагноившийся, хвалю! Я не стал при Васятке этого говорить… Положение намного сложней, чем кажется. Готовься изменить ход истории! Вернее, предотвратить это изменение! Авантюрист дорвался до серьёзного оружия! Надо во что бы то ни стало задержать этого пришельца здесь, в этом времени. Я Данилу этого имею в виду. Но не только.
– А что ещё-то? – попытался вытаращить невидимые глаза доктор.
– Ещё надо меня из этой Мышеловки вытащить. Увяз я здесь по самое не могу, сам видел. Того и гляди, йцукен, твари меня сожрут. Я не могу стабилизировать поток времени, потерял абсолютный ноль, контур глючит. Короче, слушай и действуй быстро.
– Минутку, Юрий Валентиныч! – замахал Бронислав невидимыми руками. – Что-то я не помню, как давал согласие участвовать в проекте. Это ваши с Торичео заморочки, вот вы и… выпутывайтесь из этой паутины. Только самостоятельно, прошу, без меня.
– Хочешь остаться бесплотным невидимкой? – поинтересовалось пространство комнат у Бронислава. – Это во-первых.
– Ну конечно, чем ещё можно прижать бедного российского доктора, – обиделся Бронислав. – Только тем, чего он не в состоянии.
– И во-вторых, – перебил его Жидель. – Ты думаешь, корнеплод невыкопанный, в одиночку обведёшь Данилу вокруг пальца? Он придёт к тебе сегодня, спросит – так, мол, и так, где Торичео. Что ты ему ответишь?
– То и отвечу, – Бронислав почесал невидимый лоб. – Что он его не найдёт никогда. И чтоб не выпендривался, короче…
– Я знал, что мышеловка лечит, но чтобы так быстро… Итак, первый способ – Васятку ему не найти, а если сам улетит, то мы его предшественника того, терминируем. Для него это тоже, как ты сам понимаешь, рублик деревянный мой, означает смерть. Этого он боится больше всего на свете, ячсмитьбю, нет Васьки – нет и его, это понятно даже курице.
– Хотелось бы и про второй способ услышать, – изрёк невидимка, тщетно пытаясь разглядеть в свете утренних лучей хоть что-то из себя, любимого. – А то ведь, как я понимаю, он может и не поверить. Не похожи мы на убийц, особенно сейчас.
– Ты прав, как всегда, фурункул в паховой области. Второй способ, пожалуй, покруче будет и посложнее. Надо забрать у него рантепс, чемоданчик такой… И закопать в землю не меньше, чем на полтора метра. Или мне отдать, если я к тому времени из Мышеловки вернусь, разумеется.
– Радиация? – обрадовался доктор-невидимка. – Как на «Фукусиме-1» или в Чернобыле?
– Нет, акушер-ядерщик ты мой, радиационной опасности чемоданчик не представляет. Но на меньшей глубине он может его найти. Запомни, сыщик, главная ценность – капсулы с катализатором. Они в этом самом чемодане, который зовется рантепсом. Короче, любым способом надо пришельца оставить здесь. Пригвоздить! Кровь из носа – но оставить! Я не люблю патетики, сам в свое время нарапортовался съездам партии… Но от того, удастся задержать Данилу здесь или нет, зависит жизнь миллионов.
– И на моих невидимых плечах лежит пять тонн ответственности?
– Не передергивай, стропальщик! Груз гораздо больший! Теперь ещё об одной опасности. То, что я сотворил с парнем, повесив его картинкой на стенке, – всё это должно по законам причинно-следственной связи появиться в его мозгу автоматически. В будущем. Как опыт проживаемой жизни. А может и не появиться…
– Загадками, однако, выражаться начали, товарищ Жидель! – с обидой в голосе изрёк невидимка. – Для моих медицинских мозгов сложновато как-то. Тем более – невидимых мозгов, может, их и нет вовсе?
– Как раз это, бульдозерист-забойщик, тебе должно быть понятней, нежели поиск сперматозоидом яйцеклетки. Я же могу стереть из его памяти сию подробность! Заблокировать к чертям собачьим, сделать ретроградную амнезию, наконец, вернув в эту комнату в ту же секунду, что и забрал отсюда, задраив таким образом люк времени… И он не будет помнить!
– А-а-а, ну теперь, когда разжевали, – протянул Бронислав, проведя рукой перед зеркалом и не уловив при этом даже малейшего изменения прозрачности воздуха. – Теперь, конечно, понял…
– Понял, фывапролд, да не всё, цыпленок табака, – пространство комнат стояло на своём, в нём чувствовалась металлическая убеждённость. – Если мне не удастся заблокировать его память, воспоминания появятся очень скоро, он осознает себя картиной, но, думаю, саму картину не найдёт. Мышеловка – она потому так и называется, что отсюда не возвращаются!
– И вы не возвратитесь? – оторопел невидимка.
