От неожиданности Кирилл вздрогнул.
– А я вас знаю, – без тени испуга прошептал мальчик. – Без этой дурацкой бороды и усов вам намного лучше. Честно. Вы на фотографии намного моложе.
– Интересно, о какой фотографии речь? – Кирилл резко расстегнул ремень его брюк, перевернул паренька на живот, и освободил ягодицы. – И откуда ты меня знаешь? Не шутишь? Не разыгрываешь меня? Колись сию секунду, у тебя мало времени.
– Ваша фотография… Ой! Больно! – мальчик весь напрягся, когда похититель вводил ему лекарство.
– Терпи, казак, атаманом будешь! Так что ты там насчёт фотографии?
– Ненавижу уколы, – морщась, выдавил из себя юный заложник. – Ваша фотка стоит на тумбочке у мамы в спальне. Она перед сном её иногда подолгу рассматривает.
– У твоей мамы? И как зовут твою маму, – изображать легкомысленность Кириллу было всё труднее.
– Марина её зовут, – ответил мальчишка, засыпая. – На фотографии там она вместе с вами.
– Да неужели?! – усмехнулся Кирилл. – И в каком я виде? Ну, на фотке этой. Наверное, мускулистый и поджарый, а?
– Там вы… мама… и… – мальчик замолчал.
Кирилл растормошил его:
– Договаривай, кто ещё на фотографии?
– Ещё верблюд, – прошептал мальчик и отключился.
Кирилла словно вытолкнули из парилки в прорубь. Он отлично помнил этот снимок. Так вот кого напоминал ему этот самый парнишка. И как он сразу-то не догадался?!
Воспоминания нахлынули подобно душу Шарко.
Тот киргизский вояж Кирилл мог разложить по дням и, кажется, даже по часам. Солёная вода Иссык-Куля, манты, сансы, фрукты, море пива и приключений. Беззаботность в своей первозданности. Полетели туда они втроём, поселились в пансионате «Энергетик», познакомились с девушками. Три беззаботных студента, се-ля-ви!
Кажется, её действительно звали Маринка. Вернее – Маринелла. Она сама настояла, чтобы он обращался к ней именно так, слегка вычурно. Слышать «Маринка» ей почему-то не нравилось. Всё развивалось по законам арабских сказок.
Они были из разных городов, оба загорелые, свободные. Впереди – куча времени. Ох и покутили тогда, ох и покуролесили. Ни к чему не обязывающее знакомство.
Теперь перед ним ничком дремал со спущенными штанами десятилетний результат этой самой беззаботности.
Вот как всё вышло-то, сынок! «Отец взял сына в заложники». Как вам заголовок на первых полосах завтрашних газет? И для первого канала сгодится вполне. Полный абзац!
Через полчаса из гаражного кооператива выехал чёрный паркетник «Кашкай» с тонированными стёклами, но повернул не на брусчатку, ведущую к центру города, а по гравийке вдоль хозяйственных построек в направлении Очёрского тракта. «Пропылив» так с километр, паркетник выехал на асфальт и ещё через полчаса покинул город.
У Кирилла сами собой всплыли в голове подробности киргизской «фотосессии» образца лета 2000 года. Фотографы с обезьянками и осликами бродили по пляжу каждый день и, честно признаться, изрядно поднадоели отдыхающим. Коротыш с верблюдом забрёл к их зонтику под самый конец «солнечной корриды», буквально за день до отъезда.
Пытаться посадить Маринеллу между двух горбов оказалось делом неблагодарным и бесполезным. Визжа, как пойманный за копыта поросёнок, она округляла глаза и клялась, что «на высоте» непременно лишится чувств, грохнется и сломает себе шею. Придётся Кириллу «транспортировать» её домой в гипсовом воротнике.
Решение пришло неожиданно, и Кирилл тотчас его озвучил. Он платит фотографу тройную цену, а тот делает так, чтобы в кадре их было трое: он, она и верблюд. Вернее, благородная вытянутая морда последнего.
Настала очередь мучиться фотографу. Зафиксировать голову верблюда не удавалось, им с Маринеллой приходилось перебегать с одного места на другое. Пока происходила «передислокация», верблюд, почуяв неладное, непременно поворачивал морду в другую сторону, и ракурс тотчас становился неудачным.
Получилось, как всегда, случайно. Раза, наверное, с двадцатого…
Такова предыстория. Потом они разъехались, Кирилл попал в некрасивую историю, пришлось несколько раз менять «дислокацию». Искать свою «киргизскую любовь» он потом не стал, не до этого было.
Фотография с верблюдом где-то потерялась – впрочем, он и не стремился её найти. И вот, десять лет спустя.
* * *
Кирилл нажал на магнитоле кнопку переключения диапазонов, и салон наполнился музыкой Таривердиева из сериала «17 мгновений весны». Где неподражаемый Броневой в роли Мюллера, Табаков в роли Шелленберга… ну и так далее. Себя Кирилл ощутил на мгновение Штирлицем, направляющимся из Берна в Берлин на чёрном «Мерседес-Бенц-230» 1938 года выпуска. Только что расставшись с Кэт и узнав о том, что ему присвоено звание Героя Советского Союза. Впереди – новая работа. Кирилл поймал себя на том, что ему не хватает хрипловатого голоса Копеляна. Что с человеком может сделать музыка!
Также он вспомнил, что Кэт, одна из героинь сериала, скиталась с двумя новорождёнными по люкам и колодцам. Совсем как он сейчас. Помнится, у советской радистки из двух младенцев лишь один был свой. Точь-в-точь как у него. Правда, на заднем сиденье сейчас отнюдь не младенцы, но что это меняет?
Да, жутковатые ассоциации рождаются в воспалённом мозгу.
И чего его заклинило на этом сериале? Полчаса назад они с Лейлой подписались на такое, что крыша съедет прежде, чем будет промежуточный финиш. В компьютере на схемах и рисунках всё выглядело идеально – комар носа не подточит. Стоило начать – и всё пошло наперекосяк. Абсолютно всё, вплоть до мелочей.
Стоп! Не бывает худа без добра! Теперь он точно знает, который из двух киндеров – сын Ольги Рысс. Зато второй – сын Марины, его бывшей любовницы. И его, стало быть, Кирилла Ватуляна, бывшего биатлониста, впоследствии – тренера по стрельбе… Кем только ему не приходилось быть в постперестроечное безвременье!
В настоящее время Ватулян официально числился безработным.
Они с Лейлой были уверены, что в этом городе их ни одна собака не узнает. А оказалось. К операции готовились полгода, урезая себя во всём. Ошибок не должно было быть в принципе.
Город этот выбрала Лейла, можно сказать, наугад. Сейчас переигрывать поздно, но. Как такое могло случиться?! Совпадения подобного рода случаются один на миллион, а то и реже. И, тем не менее.
Перед жертвами он засветился. Начал их колоть лекарствами, будучи без грима. И это не единственный прокол! Второго парня следовало вытолкать из «Гетца» ещё у минимаркета. Но как он мог знать, который из двух – Ольги Рысс? И ещё. Свидетелей обычно убирают. Сможет ли он убрать своего собственного сына?
Начало смеркаться. Мимо проносились колхозные поля, перелески, кое-где островками лежал снег.
Апрель, межсезонье… Ему вдруг захотелось запомнить эти ощущения, отложить в отдельный сейф памяти, чтобы всегда можно было к ним вернуться. Словно жизнь его вот-вот должна сделать крутой вираж. Такой крутой, что существовал конкретный риск «вылететь из седла».
