– Это ещё почему? – спросил Торичео, отмахиваясь от двойника.
– Потому что он попросил Христофорыча выслать тебе письмо, только если сам не вернётся из Мышеловки через две недели. А до этого Сига с тобой разговаривал по телефону, модулируя свой голос под Жиделя. Я видел, как они договаривались в кафешке.
– Какое ещё письмо? – замер на мгновение Торичео, едва не пропустив удар по своему учителю. – Не получал я никакого письма!
– Правильно, его получил я вместо тебя. Потому что ты трус и тряпка. Неужели это я в молодости? Даже не верится! Не зря тебе профессор не доверял!
– Убирайся прочь! – Торичео замахал руками изо всех сил, тесня Данилу-мастера к выходу. – Учителя тебе не видать!
Остальное он помнил смутно…
Выйдя в очередной раз из состояния «прострации», Жидель вдруг отчётливо усмехнулся, глядя на колдовавших над ним вспотевших доктора и Торичео.
– И что вы мучаетесь, йцукен? Васятка, марш на кухню, там в холодильнике берешь растворы красного цвета под номерами четыре и семь. На подоконнике найдёшь полуавтоматический титратор. Определяешь по Фишеру, какой из растворов больше разведён, и добавляешь по кубику в капельницу. Это и явится стабилизатором. Результат не заставит себя долго ждать.
– Что ещё за раствор такой? – подозрительно заметил врач, уловив в словах «очнувшегося» угрозу своему профессионализму. – Ничего я не разрешу добавлять в капельницу. Только через мой труп.
Через секунду профессор снова «вырубился», сделавшись полупрозрачным выше пояса. Скрыть от медика этот факт не получилось, борода эскулапа затряслась подобно выхлопной трубе работающего трактора «Беларусь» в осеннюю распутицу.
– Свят, свят, господи, что это, – осенив себя крестным знамением, доктор выронил гелевую авторучку себе под ноги. – У меня почти двадцать лет медицинского стажа, шестнадцать «заведённых»… сердец на счету, но… прозрачных больных… видеть не приходилось.
– Вот именно! – активизировался «не по-детски» Торичео. – Что вы можете со своей статистикой противопоставить здесь? Конкретно?
С этими словами он отправился на кухню готовить раствор, оставив представителя официальной медицины в полной растерянности наедине с полупрозрачным больным.
На эскулапа словно напал ступор: он не мог оторвать глаз от прозрачного наполовину больного, от иглы капельницы, которая как бы висела в воздухе, поскольку локтевой ямки как бы не существовало. Из иглы медленно вытекал раствор, двигаясь дальше по невидимой вене.
Спустя минут десять, когда Торичео закончил введение только что приготовленного раствора катализатора, очертания больного профессора стали проступать чётче. Надо признать, что и врач к тому времени заметно оживился. Поднял ручку с пола, сложил медицинские документы в стопку.
– Ближе к делу, Васёк, – «обозначил приоритеты» Жидель, окончательно материализовавшись в настоящем времени. – Куда наш докторишка запропастился?
– Я вроде как здесь, – с нотками обиды в голосе заметил врач со «скорой». – Никуда не уходил.
– Как, ячсмитьбю? – натужно возмутился профессор, вытаскивая иглу капельницы из своей вены. – До сих пор здесь? А должен быть где? Ну-ка, транквилизатор, собирай монатки свои и отчаливай на подстанцию! Там тебя, возможно, ждут те, кому ты действительно в состоянии помочь. Здесь толку от тебя сейчас – как от козы спермы… Мы справились, сам видишь, без твоего вмешательства.
Когда возмущённая бригада отбыла на подстанцию, пообещав записать вызов как ложный, Торичео рассказал учителю и про попытки Данилы-мастера, и про то, куда исчез Бронислав.
– Ты ничего не путаешь? – поинтересовался Жидель, рассматривая свою многострадальную локтевую ямку. – Он что, сорвался со стены?
– Я не знаю, как он освободился, только знаю, что это точно он. В тёмных очках почему-то.
– Ладно, разберёмся. А этот стряпчий куда, говоришь, сиганул? Что? За рантепсом? Я не ослышался, фывапролд? – сморщился «больной» так, словно в одной из почечных лоханок у него «зашевелился» камушек. – Более идиотского решения я не припоминаю за весь период строительства капитализма в России. Где он его найдёт, учёная башка? Я ж направил за ним эту мовбакершу залётную, испортившую нам всю обедню. Она знает, где он, а этот.
– Он так решил, а я не стал его отговаривать. У меня жутко болела голова, – начал мямлить Торичео, отчего гримаса на лице профессора стала ещё мучительней. – К тому же этот Данила с кинжалом. Мы же оба хотели вас спасти, профессор. Вы… то потеряете сознание, то исчезнете. Совсем беззащитны.
– Это как в детской загадке про огонёк в ночи, – хохотнул Жидель, с трудом поднимаясь с дивана. – То потухнет, то погаснет. А гореть-то когда ж ему?! Ладно, заводчане-ремесленники, что толку сейчас объяснять тебе, расположение эротических зон на мужском теле, когда времени нет. Меня бы этот киллер всё равно не убил, поскольку когда у меня в крови катализатор, система автоматически охраняет мовбакера, переводя из одного временного пласта в другой. Проще говоря, я исчезаю, длорпавыф, за мгновение до удара.
– Это что, значит, я зря старался, рисковал жизнью?
– Выходит, зря.
В этот момент раздался звонок в дверь. Профессор остановил рванувшегося было открывать Торичео, и шатаясь, направился к двери.
Увидев на площадке Марину с Брониславом, крякнул:
– К нам залетела приблудная парочка, вонючий ишак да архарочка. Я ж тебя, дурья башка, отправил назад, – продолжая загораживать проход в квартиру, накинулся он на журналистку. – При этом подробно объяснил, как завладеть рантепсом, ячсмитьбю. Почему ты до сих пор здесь? Или это не ты, а твой двойник? У меня глаза хреново видят после сегодняшней свистопляски. Кстати, вами, возбудители сальмонеллёза, затеянной.
– Может, мы сначала пройдём, выпьем по чашке кофе и обсудим в спокойной обстановке то, что произошло? – спокойно заметил Бронислав, пытаясь протиснуться между профессором и дверным косяком.
Известие про старт «факира» с крыши озадачило профессора.
– Я, конечно, не мог контролировать, какие кнопки нажимаю и куда направляю поляризующий луч…. Был так слаб, что сам удивляюсь, как обратно выбрался. Но, честно говоря, про нашего «друга» Васятку, что могу его случайно освободить, я не подумал. А следовало.
– Что теперь делать, Юрий Валентинович? – дрожащим голосом спросила Марина. – Как это, оказывается, страшно – быть вторым номером.
– Об этом, душа моя, следовало думать до того, как облачаться в кольца, а не после! По сравнению с тем, что ты наворотила в континууме, озвученная тобой проблема – не более чем младенческая отрыжка на белую распашонку. Постирать и забыть!
– А я в чём виноват? – подал голос молчавший до этого Бронислав. – Что не остановил её там, в деревенской хате?
– И в этом тоже, – задумчиво протянул профессор и, улыбнувшись, продолжил, – но главное, ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать. Мы ведь так и не пообедали, друзья мои!
