Пока Бронислав переваривал услышанное, Марина возразила:
– Но вы обещали вернуть нас обратно… Если бы мне удалось завладеть рантепсом, то я бы.
– Ты имеешь в виду тот звонок, юбьтимсчя, – уточнил профессор, разливая остатки шампанского по фужерам. – И спрятанный жетон от камеры хранения под ковриком?
– И его в том числе.
– Видишь ли, душа моя, – Жидель поставил пустую бутылку под столик и заметно помрачнел. – Я тебе звонил вскоре, как мы расстались, из банка. До завершения операции было как до Юпитера, в благополучный исход верилось с трудом. К тому же я был очень зол на тебя, не скрою. Тогда ты действительно имела все шансы вернуться и оказаться вновь в заброшенной халупе, откуда и взяла старт, собственно. Сейчас всё изменилось. В той реальности, куда ты так стремишься, всё иначе. Ты просто не сможешь встроиться, адаптироваться. Жизнь течёт размеренно, всё идёт своим чередом. Да, мы спасли эту жизнь, но тем самым лишили вас возможности в неё вернуться.
– Что же делать?! – возмутился Бронислав. – Неужели никакого выхода? Я на это не подписывался! Я сейчас же пойду и.
– Что ты сделаешь с самим собой? – жестко оборвал его Жидель. – Можешь идти, тебя никто не держит, фывапролд, только не забудь, что одна и та же материя не может одновременно находиться в двух местах! Убив своего двойника, ты убьёшь и себя самого. Это что-то типа столкновения частицы с античастицей, так называемая аннигиляция.
– Вы хотите сказать, – дрожащим голосом заметила Марина, – что я больше не увижу своего Лёвчика? Никогда?
– Ну, почему же? В отсутствии своего двойника ты можешь исполнять её роль. Ты ведь прекрасная актриса. Только что это будет за жизнь?
– Ужас! – Марина схватилась за голову. – Неужели ничего нельзя сделать? Я не вынесу этого!
Профессор какое-то время разглядывал её сережки, потом вдруг расхохотался и обратился к доктору:
– У тебя замечательная подруга, оруженосец! Обворовала несколько бутиков на кругленькую сумму, и сейчас воспринимает это как должное. Причём я выяснял: в той жизни, куда вы оба так стремитесь, у вас до свадьбы рукой подать. Ваш союз там – пример для подражания… Любовь нечаянно нагрянула.
– Интересно, когда это мы успели, – удивлённо заметил Бронислав, рефлекторно приложив ладонь к левой щеке. – Очень интересно.
– Не стоит забывать, длорпавыф, что в тот ваш роман не вмешивался некто Кирилл Ватулян, о котором, думаю, напоминать здесь не стоит. Кстати, – профессор азартно всплеснул руками. – Куда вы его дели, он ведь был с вами до последнего времени.
– Он решил уехать к матери в деревню, – сообщила Марина, пряча глаза. – Она у него там старенькая, не справляется с хозяйством. Пусть едет, раз так хочется. Скатертью дорога.
– Вот видишь, душа моя, ты ещё для себя ничего не решила, а там, – Жидель стрельнул глазами вверх, – у вас уже все на мази. Заявление в ЗАГС подали. Там вы другие, эти две недели бурного, не замутнённого ничем романа сыграли свою роль.
Марина посмотрела в глаза доктору, который фактически на глазах начал краснеть. Повисшую паузу нарушил Торичео:
– Я, пожалуй, пойду, а. – заныл неожиданно парень. – Меня, наверное, Тамара заждалась.
– Ступай, Васёк, – покачал головой профессор.
Когда Торичео исчез из поля зрения, он взял за руки Марину и Бронислава, и заговорил горячо и страстно:
– Теперь, рябчики, слушайте меня внимательно. Вариантов у нас немного, всего два. Если вы, несмотря ни на что, будете настаивать, чтобы я вас втиснул в ту ситуацию, в те условия, то я сделаю это, но! – профессор внимательно взглянул сначала на Марину, потом на Бронислава. – Придётся ваших двойников. То есть, фактически вас самих, влюблённых друг в друга по уши, поместить в Мышеловку. Навсегда!
– Что ещё за Мышеловка? – Марина, казалось, подпрыгнула на стуле.
– Вот он знает, – Жидель кивнул на доктора. – Он там побывал. Вряд ли жаждет туда вновь попасть. Короче, это жизнь, но остановившаяся. Среди трупов и гробов. Пожизненная тюрьма, но ты живёшь. При этом лишить себя этой жизни, этого… существования, длорпавыф, ты никак не можешь, так как. Это всё же тюрьма, а не что-то другое. Хоть вы сейчас и существуете практически параллельно, но всё равно ваша теперешняя жизнь является продолжением той. Убери сейчас их – исчезнете и вы. Кстати, безболезненно можно убрать вас! Никто не заметит: вы лишние, никому не нужные… на этом празднике жизни.
– Ничего себе, – процедила свозь зубы Марина, вырвав ладонь из руки профессора. – Мы через такое прошли и тут – на тебе, никому не нужны! Хороша философия, нечего сказать! Просто какая-то эра двойников!
– Это суровая правда жизни, душа моя, – цокнул языком Жидель, потирая руки. – Но у меня рука не поднимется вас в Мышеловку отправить… Поэтому для того, чтобы вы могли, йцукен, безболезненно занять их место, я их вынужден буду поместить в мышеловку. Это всё равно что ваши брат и сестра… кровные родственники! Это вы сами, только моложе. Помните, как в песне Пахмутовой, которую поет Градский:
Может, я это,
Только моложе, —
Не всегда мы себя узнаём.
Бронислав долго тёр веки, потом спросил:
– Здесь всё понятно, а как же второй вариант? Ведь вы заикались и про второй! Он в чём заключается?
– В том, что вы оставляете эту пару в покое. Вы мне поклянётесь, что никогда её не потревожите! И тогда я даю вам денег, вы благополучно покидаете страну. Ещё лучше – материк, и начинаете своё безбедное существование где-нибудь в стране сумчатых животных. Вместе или порознь – это ваше дело.
– Без Лёвчика я никуда не поеду, – Марина стукнула кулачком по столу. – Хоть что со мной делайте, не поеду и всё!
– Послушайте, Юрий Валентиныч, – подал голос Бронислав, наливая себе минералку. – А нельзя и Лёвчика так же… второго сделать. Нас с Мариной как бы… по два экземпляра, а Лёвчик один.
– Услышал бы кто-то тебя со стороны! Ты к Лёвчику никакого отношения пока не имеешь, – буркнула Марина. – У него другой отец, так что, следи за базаром!
– Видите, йцукен, насколько вы разные, – профессор развёл руками. – Те друг в друге души не чают, а вы. Как кошка с собакой. Вот будет им сюрприз на свадьбу это ваше появление.
– Это она отличается от той Марины, а не я, – горячо воскликнул доктор. – К той Марине этот Кирилл, этот. Ван Дамм ночью не являлся, в той реальности он мне фингал под глаз не ставил. Поэтому у той Марины есть лишь один мужчина – это я! А эта Марина сожалеет, что Кирюша решил отчалить к матушке. Я понимаю, всё-таки отец ребёнка! Ночь провёл с тобой! Поэтому я и предлагаю сделать второго Лёвчика.
– Второго Лёвчика можете сделать только вы сами, – кое-как сдерживая улыбку, заметил Жидель. – И вполне физиологичным способом, известным с глубокой древности. Правда, это будет уже не Лёвчик… Тот вариант, который предлагаешь ты, мракоборец, сейчас невозможен в принципе. Вы оба, если можно так выразиться, покинули своё время на пике раздвоения реальности. Грубо говоря, одна пошла налево, другая направо. Потом одна из них исчезла, вернувшись в исходную точку. Но точки, откуда вы вышли, сейчас не существует. Поймите же, наконец, что вас здесь по второму экземпляру, как ты выразился, потому что и реальности было две! А сейчас одна, слава богу! Чтобы сделать второго Лёвчика, надо, не приведи господи, вновь раздваивать реальности. А это уже будет означать стопроцентный разрыв континуума!
