– Пройдемте со мной! – прогудел низкий, смутно знакомый мужской голос.
Надежда отскочила назад и тут же истошно заорала:
– Иннокентий! На помощь! Грабят! Убивают!
Иннокентий, то ли среагировав на ее призыв, то ли просто от неожиданности, отпустил поводок. Мефистофель в два громадных прыжка подлетел к незнакомцу и толкнул его всем весом в грудь. Мужчина упал на землю, взвизгнув неожиданно высоким голосом. Доберман поставил лапы ему на грудь и обернулся к хозяину: мол, задержание произвел по всем правилам, что дальше? Какие будут указания?
Надежда наконец пригляделась к незнакомцу и поняла, что это Павел, шофер и порученец Нинкиного мужа. Ну да, его светлые растрепанные волосы, и фигура крупная.
– Заберите вы этого зверя! – жалобно пропыхтел Павел.
Надо же, раньше голос у него был низкий такой, и взгляд нагловатый, а теперь трясется, и голос срывается. Молодец Мефи!
Мефистофель зарычал и оскалился.
– Заберите его!
– А что это ты на меня наскочил? – строго осведомилась Надежда Николаевна.
– Да ничего я не наскакивал! Ой, заберите же его, у меня и в мыслях ничего плохого не было!
– Как ты думаешь, Мефи, отпустить его или не стоит? – задумчиво обратилась Надежда к доберману.
Тот негромко рыкнул, и его рычание можно было перевести примерно так: «Моя бы воля, я бы его еще немножко придержал. Кто знает, что у него на уме».
– Ладно, пожалуй, отпустим, – смилостивилась Надежда, отметив, что Павел побледнел. – Еще сознание от страха потеряет, возись с ним потом…
Мефистофель снова рыкнул: «Как скажете. А можно, я у него напоследок что-нибудь откушу»?
– А вот этого не надо!
Мефистофель на всякий случай оглянулся на хозяина – получить официальную санкцию. Иннокентий ее дал, и доберман с явной неохотой отпустил Павла.
Тот сел, отдышался и, поднявшись на ноги, укоризненно взглянул на Надежду.
– Сам виноват! – ответила та на его взгляд. – Нечего было неожиданно выскакивать! И вообще, чего тебе от меня нужно?
– Сергей Васильевич просил вас к нему привезти.
– Что?! Да ни за какие коврижки!
Мефистофель, который все еще стоял поблизости, снова грозно зарычал. Павел опасливо покосился на него и на всякий случай отступил подальше.
– Сергей Васильевич очень просил! Ему с вами непременно поговорить нужно! Пожалуйста!
«Ага, теперь пожалуйста! – подумала Надежда мстительно. – А раньше хамил!»
– Я вас очень прошу! – продолжал уговаривать Павел. – Он мне не простит, если я вас не привезу!
– Ладно, поехали! – согласилась наконец Надежда.
Однако, прежде чем сесть в черную машину, Надежда Николаевна громко сказала соседям:
– Иннокентий, Антонина Васильевна! Запомните номер этой машины, и если я через два часа не вернусь – звоните в полицию!
– Да зачем это? – хмуро осведомился Павел, открывая перед ней дверцу. – Что вы обо мне думаете?
– Чужая душа – потемки! – авторитетно ответила Надежда, усаживаясь на мягкое сиденье. – Поехали уж быстрее, у меня дел много!
Впрочем, едва машина тронулась, она пожалела о своем решении. Надо же, сама, своими ногами идет прямо в пасть волка! Ведь, скорее всего, именно Сергей стоит за покушениями на Нину. Как говорится, кому выгодно… Но с другой стороны, в разговоре с ним она может узнать много полезного. И не будет же он убивать Надежду – соседи видели, как ее увезли на его машине.
Подумав о машине, она спросила Павла:
– А зачем ты ехал за моей маршруткой?
– Что? – Тот удивленно взглянул на нее. – За какой маршруткой?
– За той, на которой я приехала с Приморского проспекта. Всю дорогу за ней эта машина ехала…
– Да нет, что вы! Зачем мне это? Я же ваш адрес и так знаю. Я вас здесь и дожидался.
Действительно, бессмыслица какая-то. Зачем Павлу ехать за ней? Так, значит, это была другая машина?
– А откуда ты адрес знаешь? – подозрительно поинтересовалась Надежда.
– Ну… у Нинели Валерьевны ваш номер мобильного взяли, а там уж…
Надежда глубоко задумалась, чего же от нее хочет Нинкин бывший муж, и решила быть настороже.
Они довольно быстро доехали до Васильевского острова и остановились перед нарядным особнячком на Тринадцатой линии. Павел выскочил из машины и распахнул перед Надеждой дверь. Надо же, как перековался!
Они вошли в особняк, миновали охранника, который взглянул на них без интереса, и поднялись на второй этаж. Павел открыл массивную, украшенную резьбой дверь и пропустил Надежду в приемную, где властвовала секретарша – худощавая женщина средних лет, чем-то похожая на добермана Мефистофеля, но не такая обаятельная. Она подняла голову и даже не кивнула, а только сощурилась. Да, такая устережет почище служебной собаки!
– Калерия Витальевна, Сергей Васильевич нас ждет! – сказал Павел.
Секретарша сняла трубку и проговорила в нее что-то неразборчивое. Послушала, повесила трубку и указала на вторую дверь, еще более массивную и украшенную богаче первой.
Павел и Надежда Николаевна вошли в большой кабинет.
За огромным столом сидел Нинкин бывший муж, Сергей Васильевич Скоробогатов. Надежда сразу его узнала, пусть и не виделись они… лет двадцать уж это точно. Полысел, конечно, заматерел, но не обрюзг, видно, что спортом занимается хотя бы время от времени, и пиво вечерами не пьет, ему некогда.
– Сергей Васильич, я ее доставил! – сообщил Павел, подобострастно глядя на шефа.
– Свободен! – ответил тот и, едва дверь за Павлом закрылась, показал Надежде на стул по другую сторону стола: – Садитесь!
«Хам он все-таки! – подумала Надежда. – Не поздоровался, даже задницу не оторвал от стула. Надо же, как деньги меняют человека. А был вроде нормальным парнем… Хотя в институте я его плохо знала».
Она села и молча уставилась на Скоробогатова.
Так они молчали около минуты, играя в гляделки. Наконец Сергей Васильевич повернул к Надежде экран своего компьютера и строго спросил:
– Как это понимать?
Надежда наклонилась и вгляделась в экран. На нем демонстрировалось некачественное черно-белое видео больничного коридора, по которому шла женщина в медицинской униформе. В какой-то момент женщина оглянулась, и Надежда поняла, что это – она.
– Что вы… что ты делала в клинике, где лежит Нина? – сухо осведомился Сергей Васильевич. – Причем в неприемное время и в этом маскарадном костюме?
– А вы… а ты что подумал? – так же сухо ответила Надежда. Она решила не церемониться – раз он на ты, то и она так же. – Узнал меня, значит, – продолжила она. – Вытряхнул из этих олухов в клинике все записи?
