– Телефон?
– Не знаю… – Надя охнула и кинулась к своему телефону, который залился такой сердитой мелодией, что стало ясно: звонит сам господин Скоробогатов, и мало домработнице и телохранительнице сейчас не покажется.
Надежда же по наитию набрала Нинин номер и пробежалась по квартире. В гостиной раздавались приглушенные звуки, и Ксения вытащила Нинин мобильник из диванных подушек.
Надежда убрала его в карман без зазрения совести и заторопилась уходить, чтобы не столкнуться с людьми Скоробогатова, потому что сказать им ей было нечего.
– Что будем делать? – спросила Ксения, выруливая поскорее из двора на проспект.
– Я так понимаю, что раз Нину эти люди твоего загадочного шефа похитили, – начала Надежда, – то и отвезли они ее туда, куда Линдта собирались везти, то есть на какую-то третью дачу. Больше ведь некуда, если они ее допросить хотят. А точнее, не допросить, а заставить пазл собрать. Этот шеф допер, что если она один раз собрала, то и второй раз сможет…
Тут в душе Надежды заскреб червячок, который напомнил, что одного кусочка пазла не хватает. А вдруг мандала тогда не соберется? Ну, будем надеяться, что Нина сообразит время потянуть. Пазлы собирать – дело долгое…
Ксения сосредоточилась на дороге, прислушиваясь к навигатору, а Надежда достала Нинин телефон. Хорошо, что включался он без кода, нужно было просто провести пальцем по экрану.
«Вот идиоты эти похитители, – подумала она. – Ведь у Нинки есть снимок этой самой мандалы собранной. А они не догадались телефон проверить…»
Ксении про это она на всякий случай не сказала.
Первое, что попалось ей на глаза, был снимок из непальского монастыря. Вот вся группа у стен монастыря, вот четверо друзей на фоне гор, а вот и девушка с Андрюшей.
Надежда тихонько покачала головой, все-таки сынок Нины какой-то противный – рыхлый, бледноватый, лицо как непропеченная ватрушка, да еще эта бороденка жиденькая, клочковатая… Непонятно, что в нем эта девица нашла.
Надежда пригляделась к девушке более внимательно. Так, ничего особенного… А вот это что такое? На щеке девушки проглядывало какое-то пятнышко. Дефект фотографии? Или… Она максимально увеличила лицо и поняла, что это – не грязь, и не дефект, и не тень, а родимое пятно. В форме бабочки. На левой щеке.
Вот так вот. Как говорится, приехали.
– Приехали! – сказала Ксения, словно прочитав мысли Надежды. – Вон мост, а вон там гипермаркет виднеется!
Они проехали еще немного, и гипермаркет остался позади.
– Вот он, Пасторский Ручей! – Надежда показала на дорожный указатель перед съездом с шоссе.
Ксения свернула с магистрали, они проехали несколько минут по приличной гравийной дороге и увидели разбросанные справа и слева от нее аккуратные небольшие домики, выкрашенные одинаковой светло-зеленой краской.
Приглядевшись, Надежда заметила на них таблички с номерами. «Дача № 6», «Дача № 9», «Дача № 12»…
– Третьей дачи что-то не видно, – озабоченно проговорила Ксения.
– И я этому ничуть не удивляюсь, – ответила Надежда. – Тут все на виду, даже заборов между домами нет, где здесь спрячешь похищенного человека? Третья дача наверняка находится где-то в стороне…
– И как же мы ее найдем?
– А язык нам на что?
По дорожке между домами шла бодрая старушка с палками для скандинавской ходьбы.
– Женщина! – окликнула ее Надежда. – Извините, можно вас спросить?
Старушка остановилась, сделала руку козырьком и, внимательно взглянув на Надежду, после небольшой паузы ответила:
– Спросить всегда можно. А вот будет ли ответ, это зависит… так что вы хотите спросить?
– Мы знакомых ищем… – начала Надежда издалека.
– Знакомых? – перебила ее старушка. – А они фундаментальные или гуманитарные?
– Что? – растерянно переспросила Надежда.
– Ну, это же дачный поселок Академии наук, здесь – сектор гуманитарных наук, а если ваши знакомые занимаются математикой, физикой или, допустим, астрономией, то это за Сосновкой…
– Гуманитарии, они гуманитарии! – торопливо сообщила Надежда. – Мы даже знаем номер дачи, где они живут…
– Так что же вы тогда спрашиваете?
– А мы как раз эту дачу не можем найти.
– И какой номер?
– Третий.
Старушка снова пристально взглянула на Надежду, пожевала губами и процедила:
– Ошибаетесь. Наверное, вы перепутали номер.
– Нет, почему же? Я не могла перепутать, я даже записала… – Надежда сделала вид, что заглядывает в блокнот.
– Тогда, значит, они перепутали.
– Почему вы так в этом уверены?
– Потому что на третьей даче давно никто не живет. Раньше, много лет назад, там завхоз здешний жил. Хотя и тогда это место считалось нехорошим…
– Почему?
– Потому что рядом с третьей дачей находится старое финское кладбище. А кому понравится жить рядом с кладбищем? Говорили, что по ночам на могилах можно было наблюдать блуждающие огоньки.
– Но завхозу, выходит, понравилось? И блуждающих огней он не побоялся!
– Завхозу, может, и понравилось, потому как эта дача самая большая. А еще потому, что она в стороне от остальных…
Надежда с Ксенией переглянулись.
– А он, по слухам, какими-то левыми делами занимался, так что ему хорошо было, что дача на отшибе. Только для него тоже все плохо кончилось, – продолжила словоохотливая старушка. – Повесился он… и трех лет не прошло, как повесился.
– Повесился? – удивленно переспросила Надежда.
– Да. То ли у него дела плохо пошли, то ли просто крыша поехала, только повесился наш завхоз прямо на воротах. После этого вообще никто не хотел туда въезжать, боялись все. Говорили, что призрак завхоза по ночам вокруг той дачи ходит. Но потом Рудольф Варламович все же въехал…
– Рудольф Варламович? – переспросила Надежда. – Кто такой?
– Ох, молодость, молодость! – вздохнула старушка. – Уже таких титанов начали забывать! Рудольф Варламович Сусоев был большим человеком в советские времена, профессор, заведующий кафедрой диалектического материализма в Высшей партшколе. Кафедру к тому времени давно закрыли, но регалии при нем остались и влияние тоже. Так вот, он и въехал на третью дачу вскоре после смерти завхоза. Я, говорит, материалист и ни в какое это мракобесие вроде призраков и нехороших мест не верю. Только хоть он и не верил, а все же для него это тоже плохо кончилось…
– Что, тоже повесился?
– Нет, зачем же? Не такой он был человек! Материалист… материалисты не вешаются!
– И что же с ним случилось?
