— Я был уверен в тебе и очень рад. Встретимся во время перерыва в кафе, что за углом. Ага?
— Ну конечно, Мишка! Я так хочу тебя видеть!
— А как дома? — вопрос слегка поубавил радости, но прошлые события померкли перед возникшими перспективами.
— Все расскажу при встрече. Чмок тебя!
Глава 9
— Мишка, у меня сегодня офигительный день. Я устроилась на работу, в чем есть и твоя заслуга. Могу, не скрываясь, встречаться с тобой! Представляешь, отец не против. — Мира заглядывала в его глаза, ища ответную радость. В них было только недоумение.
— Вот умеешь ты ошарашить, ничего толком не объясняя. Может, расскажешь по порядку?
— Какой ты зануда! Неужели недостаточно того, что мы просто счастливы? Никто и ничто не помешает нам строить отношения. Хотя… тебя это не радует?
— Мира, не тупи. Я очень рад. Но ты ставишь меня в тупик всякий раз. То замри, исчезни, то — свобода.
— Да я сама ничего не понимаю. Все так неожиданно. Папа вдруг резко изменил свое отношение и ко мне, и к тебе.
Мирослава со всеми подробностями пересказала Михаилу события вчерашнего вечера. В ее глазах радость сменялась смущением, перерастая в восторг:
— Ты понимаешь, папа вдруг сменил гнев на милость! Еще прощения у меня просил. Правда, мне было ужасно стыдно за свою выходку.
— Да уж, ты превзошла себя, — осуждающе резюмировал Миша.
— Но ведь все закончилось хорошо, даже прекрасно.
— Надолго ли?
— Успокойся. Думаю, навсегда.
Счастливые, они никак не могли наговориться. Но все хорошее быстро заканчивается. Договорившись встретиться после работы, они разбежались по своим отделам.
***
После скандального случая с Астаховыми отец кардинально пересмотрел свое отношение к дочери. Напуганные реакцией Мирославы на попытку выгодно выдать ее замуж, родители согласились с тем, что не стоит обострять ситуацию.
И тому были серьезные причины.
… Крепко прижимая к себе трехлетнюю девочку, Павел осторожно нажал на звонок. Дверь открыла жена, Людмила. Она в недоумении смотрела на мужа, шею которого обхватила заплаканная малышка. Оба смотрели на Люду с тревогой, словно ожидая приговора.
— Вот… Это моя дочка, Мирослава.
Жена не издала ни звука, продолжая рассматривать маленькое существо, прижавшееся к Павлу.
— Но…
— Я сам не знал. Оказывается, Анна не сделала аборт. Помнишь, я тебе рассказывал о ней.
Эта сцена в прихожей буквально выбила почву из-под ног Людмилы. Она не знала, что говорить, что делать. Павел тоже окаменел. Наконец он продолжил.
— Ее мать… она погибла… на глазах девочки. Аню сбила машина. Она успела назвать мое имя. Оказывается, у меня есть дочь. — Павел умолк, слов больше не было.
— Что же мы стоим? — сухо произнесла жена. — Девочка, наверное, проголодалась, — она пыталась взять малышку на руки. Но та, громко заплакав, буквально прилипла к груди Павла.
Растерявшийся мужчина нежно гладил растрепавшиеся кудряшки девочки, пытаясь успокоить кроху. Он присел на краешек стула, неумело укачивая ребенка и виновато поглядывая на жену.
— Я не знал, Люда…
— Пройди в комнату. Она почти засыпает. Надо ее уложить.
Малышка, успокоившаяся под мерное покачивание, уснула. Оставив ее в спальне, они вышли на кухню.
— Ты уверен, что это твоя дочь? — Люда старалась говорить спокойно, но сердце трепетало, как загнанный воробышек, а голос охрип.
— Меня вызвали в больницу. Анна была еще жива. Она успела сообщить имя девочки и попросить, чтоб я о ней позаботился. Это все, — он виновато опустил голову, зажав ее руками, словно тисками. — Прости. Я ничего не знал.
— Что ты решил?
— Разве есть варианты? Дочка останется со мной. Надо только решить некоторые формальности. А ты решай сама: с нами или без нас.
— Паша! Конечно же, с вами. Ребенок не виноват.
— Мама, а кого ты больше хочешь — братика или сестричку?
— Славушка, братик — это хорошо, а если сестричка, еще лучше. Будете подружками.
Людмила прикипела к девочке всем сердцем. Они жили с Пашей уже много лет, но детей все не было. Всю свою нерастраченную материнскую любовь Людмила дарила Мирославе. Баловала ее, тетешкала, чем огорчала мужа. Он был строг с дочкой, хотя безумно любил ее.
Славе уже было почти девять лет, когда Людмила вдруг забеременела. Радости супругов не было конца. Беременность проходила спокойно. Людмила со всей ответственностью выполняла все предписания врача. Поводов для беспокойства не было.
Отправляясь в роддом, Люда шутила, хотя сердце тревожно билось от страха. Первые роды после тридцати могли обернуться осложнениями. Но, к счастью, все обошлось. Девочка родилась крепенькая, крупненькая. Вылитый Павел.
Людмила, показывая малышку из окна третьего этажа, показывала знаками, что она очень похожа на папу. Мирослава весело махала рукой, пытаясь объяснить, что она очень хочет подержать сестричку на руках.
Счастье переполняло всех. До выписки оставался один день.
Во время утреннего обхода врач была неразговорчива. Она сообщила Людмиле, что с выпиской придется подождать. Необходимо сделать дополнительные анализы. Людмила напряглась:
— Что-нибудь не так?
— В отделении обнаружена стафилококковая инфекция, — слова врача ничего не объясняли. Но прозвучали грозно.
… Миру выписали домой через месяц после случившегося с ней нервного срыва. Она замкнулась в себе. Стала заикаться. Ни с кем не хотела разговаривать.
В семье поселилось горе. Вместе с похоронами крошечной Олечки навсегда исчезла улыбка с лица Людмилы. Павел ушел с головой в работу. Единственный их лучик — Славушка, тяжелее всех переносила смерть сестренки, которую даже не успела подержать на руках.
Когда отец рассказал ей, что Олечки не стало, она разразилась истерикой, последствия которой пришлось лечить больше года. К счастью, заикание со временем прошло. Но психика Миры была слишком ранима. Любая нестандартная ситуация в школе или дома вызывала поток слез, взрыв эмоций и последующую за этим длительную депрессию.
Время лечит душевные раны. Зарубцевались, насколько это возможно, они у Людмилы, которая по-прежнему дарила свою любовь Славушке. Глубоко спрятал горе Павел Афанасьевич. Забыла трагические события Мирослава. Но перенесенная психологическая травма нет-нет да и давала о себе знать взрывным поведением девочки, строптивостью, слезами.
Помятуя рекомендации психолога, родители ревностно уберегали ее от стрессов. Отец старался строгостью глушить эмоциональные всплески дочери, хотя редко в чем мог отказать ей. И она это понимала. Людмила, тихонько утирая слезы во время размолвок между отцом и дочерью, старалась во всем поддерживать Миру.
