Надежда поселилась в ее душе. На ночь она соорудила котенку компресс — вдруг поможет. А наутро Маська гуляет по дому и ждет ее на кухне.
— Масечка, кушать?!
У него от слюны мокрая борода, но… глотать он не может.
В пятницу вечером приезжает Даша. Настроение у нее отвратное. Слезы жгут глаза. Она гладит Маську. Он вытягивает шейку, будто показывая, что у него болит.
Обе стараются заметить изменения в лучшую сторону. Но их нет. Маська съел грамм фарша, проглотил. Но боль, какая боль пронизывает все его существо! Он не кричит. Он только смотрит им в глаза.
А они прячут глаза друг от друга и от него. Бедный Маська все еще верит, что они помогут ему. Он ждет, он надеется. При знакомых звуках разбиваемого яйца, идет на кухню. Он хочет кушать…
— Масечка, Мася, — кусок застревает в горле и у них. А он не кричит. Не жалуется. Он не может пить даже воду. А так хочется пить…
* * *
Маська умер в понедельник. Прошло неделя с того дня, как он заболел. Вечером его не стало. Аля подошла к Даше, которая не уехала на учебу, и тихо сказала:
— Масечки больше нет.
Взрыв слез, громкий плач. Аля, успокаивая дочку, сквозь слезы шептала:
— Не надо, доча. Ему уже не больно… он уже не мучается. — А сама плакала в ванной и умывалась, чтобы Даша не видела ее слез. И опять плакала.
На следующий день позвонили из ветлечебницы:
— Что с котенком?
— Он умер вчера вечером. — Слезы душат. А эти жестокие люди решили теперь замучить ее и Дашу.
— Его надо обследовать. Вы должны принести его.
— Нет…
Телефон надрывался еще долго. Но они уже не поднимали трубку…
* * *
У Али было одно страшное предположение, о котором она не могла рассказать никому, тем более Даше. Она подозревала, что это Дмитрий ударил котенка, когда она отвлеклась на звонок соседки. Другой причины болезни Маськи не было. Верить самой в это не хотелось. Но она снова и снова вспоминала виноватость в его голосе, когда он отвечал на вопрос о том, что случилось. И еще: зачем это Димыч, не особенно любивший котенка, попытался растормошить его под столом. Быть может, проверял, не сломал ли ему что-то, когда сбросил его с табуретки взмахом тяжелой мужской руки…
Глава 31
Мрачная обстановка повисла в доме Аэлиты. Даша вынуждена была уехать — сессия. Дмитрий появлялся редко. Отношения были натянутые. В воздухе пахло полынью. Горечь потери любимого существа усугублялась недоверием к Димычу.
Лита сменила привычное место работы. Вместо заботы о детях она решила посвятить себя обездоленным одиноким старикам. Быть может, понимала их состояние как никто другой. Погружаясь в заботы о них, она забывала о своих проблемах.
С особой чуткостью она относилась к сухонькой женщине. Она была молчалива, ни на что не жаловалась. Но всегда встречала Литу с печальной улыбкой.
— Как Вы сегодня себя чувствуете? — спросила у нее Лита.
— Лучше всех, — пошутила та. Шутка вышла грустная. На лице была неизбывная печаль, граничащая с почти физическим страданием. Печально опущенные уголки губ подчеркивали ее возраст. Волосы, туго собранные в пучок, тоже добавляли ей лет. Хотя по документам ей не было и шестидесяти, выглядела она на все 70.
Лита присела рядом:
— У Вас ничего не болит?
— Ничего, только душа, если она есть.
— Как Вы оказались здесь?
— От отчаяния.
— Расскажите, что у Вас случилось. Вам станет легче. Проблему надо озвучить, и она исчезнет.
— Если бы все было так просто, — проговорила та, и по щеке тихо покатились слезы.
— Дать Вам успокоительное?
— Нет. Сейчас пройдет.
— Скажите, у Вас что совсем никого нет?
Клавдия Петровна (так звали женщину) опустила блестевшие слезами глаза и прошептала:
— Уже никого, — и громко разрыдалась.
Лита уже пожалела, что завела этот разговор. Только расстроила Клавдию Петровну. Она обняла женщину за плечи, пытаясь успокоить ее. Та прильнула к ней щупленьким тельцем и прошептала:
— Никак не могу прийти в себя после смерти мужа. Перебралась сюда из-за того, что дома стены давят… Все напоминает о нем. Думала, здесь будет легче. Но ошиблась. Дома я одна несчастная, а здесь почти все такие. Несчастье, помноженное на несчастье, становится невыносимым.
Аля не знала, что ей ответить. Только подумала о том, что сама пыталась найти утешение именно здесь. А оно вот как оказывается. Но в своей решимости облегчать участь одиноких стариков она не собиралась отступать.
— Послушайте, Вам не стоит сидеть одной в сторонке. Пойдемте, я познакомлю Вас с Ксенией Владимировной. Это удивительная женщина. Всегда бодрая, неунывающая и активная. Она здесь заводила самых невероятных занятий. Вот сегодня решила провести конкурс на самую смешную историю из жизни. Слышите, как там весело.
Клавдия Петровна недоверчиво взглянула на Аэлиту:
— Я им только настроение буду портить своим видом.
— Да нет же, пойдемте, — Лита увлекла за собой Клавдию Петровну, подвела ее к веселой компании и представила:
— Вот, принимайте новенькую. Она у нас уже месяц, а так ни с кем еще не подружилась.
— Милости просим к старушенциям! — бодро приветствовала Ксения Владимировна. — Мы никого не обижаем. — И подвинула Клавдии Петровне стул.
Лита успокоилась. Она знала, что Ксения не оставит без внимания новенькую. На душе полегчало. Направляясь в кабинет, оглянулась, чтобы убедиться, что все в порядке. Клавдия Петровна, оказавшись в центре внимания, слегка порозовела, заулыбалась и уже отвечала на вопросы любопытных старушек.
— Так-то лучше, — подумала Лита и стала раскладывать препараты для пациентов.
Домой возвращаться не хотелось. Лита созвонилась с Тамарой:
— Ты одна?
— А с кем же еще? Сына служит. Муж плавает, — и расхохоталась. Смех был с горчинкой, но без особых ноток уныния.
— К тебе можно?
— Поспрашивай еще! Уже жду, ставлю чайник.
Подруги тепло обнялись, затем внимательно осмотрели друг друга:
— Ты, мать что-то совсем никакущая, — отчитывала Тамара Алю.
— Зато ты все цветешь и пахнешь!
— А то! Кстати, как дома?
— Вроде все по-прежнему. Только надоело все. Чужие мы с Димой, понимаешь. Теперь это ощущается острее.
— Вечно ты с заморочками. Все так живут. Терпят друг друга — и все!
— Вот у вас же по-другому.
— Это потому что редко видимся.
