— А что? Ты против? — усмехнулась она. — Златка! Быстро ко мне!
Дочка захныкала, понимая, что происходит что-то страшное. Я тоже хотела кричать и биться в истерике — у меня отнимают дочь! Пусть она мне не родная, но это дочь! Но я чувствовала, что ни в коем случае нельзя показывать свое отчаяние ни Олесе, ни, тем более, дочери. Я села перед малышкой на корточки.
— Золотце, зайка моя, ничего не бойся. Ты сейчас пойдешь с тетей Лесей в нашу старую квартиру и немножко поживешь там.
— Неть! — дочка явно была против.
— Так надо, солнышко, прости. Я буду тебя навещать. И мы потом обо всем поговорим.
— Ой, хватит уже! — вмешалась Леся и схватила дочь за руку. Та снова захныкала, пытаясь вырвать руку из захвата. — Пошли.
— Подожди, я соберу ее вещи, — процедила я.
— Поторопись, — сестре не нравилось, что девочка плачет и вырывается, а у меня и вовсе сердце кровью обливалось. Но я собрала в сумку вещи дочери и отдала сестре.
Она вышла, утащив с собой сопротивляющуюся Злату. Полицейские хмуро наблюдали за всем этим безобразием.
— Полагаю, вы действительно никого не похищали, — произнес один из них, уже сочувствующе глядя на меня. — Тогда сейчас мы вас оставим. А завтра все-таки попрошу вас прийти в отделение для дачи показаний.
— Хорошо, — нашла в себе силы прошептать я, глядя в окно. Олеся запихнула вырывающуюся Злату в полицейскую машину, дочь плакала и смотрела на окна дома. Не знаю, видела ли она меня через стекло, но я помахала ей рукой и послала воздушный поцелуй. Девочка моя! Ну как же так? Когда машина отъехала, я дала волю слезам. Только зажала рот рукой, чтобы не завыть в голос от горя.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — Максим подошел сзади. Я только помахала головой, не в силах говорить. — Получается, Злата все-таки дочь Леси?
— Нет! — крикнула я на весь дом, боль все-таки вырвалась наружу. — Моя! Моя! — меня затрясло.
— А по свидетельству о рождении? — Максим развернул меня к себе и крепко прижал к груди. В его объятиях я и прорыдала почти час.
***
Максим.
Мы проговорили всю ночь до самого утра. Теперь-то я понимал, почему моя девушка была так снисходительна к сестре. Видимо, этого она и боялась. Елена нескоро отошла от шока и смогла рассказать мне всю правду, которую она так долго от меня скрывала. Ее голос был тихим, но оттого не менее трагичным. Я прекрасно понимал ее — даже я, посторонний человек, уже успел привязаться к белокурой малышке, считая ее почти что дочерью. И мне было бы очень жаль расставаться с ней. Что уж говорить о женщине, которая воспитывала ее как родную дочь, целых четыре года!
— Леся не сразу поняла, что беременна, — вспоминала Лена эту грустную историю. — А когда сообразила, пришла в ужас. Она тогда еще училась в школе. Одиннадцатый класс, экзамены на носу. Она никому не сказала, пыталась сама как-то избавиться от ребенка. Она же у нас не очень умная, если ты заметил.
— Да уж, заметил, — усмехнулся я и тут же осознал сказанное Леной. — Как это избавиться?
— Начиталась в интернете всякой фигни, как устроить выкидыш и давай применять на практике. И в ванной парилась часами, и с высоты прыгала, и мебель таскала. Ну и алкоголь тогда же пробовала. А срок-то уже большой был, выкидыш так просто не получится.
— Она совсем идиотка? — у меня волосы шевелились на голове, как я представил, что нашу Златочку пытаются убить. Нет, я не был ярым противником абортов, это личное дело каждого. Но вот чтобы так издеваться раз за разом над уже живым, растущем в тебе ребенком, надо быть совсем без мозга. И без сердца.
— Видимо. Впрочем, у нее это почти получилось. После очередного спортивного марафона под алкогольным опьянением получила тонус матки, частичную отслойку и угрозу выкидыша. Только она не ожидала, что это очень больно. Врачи из больницы обо всем сообщили маме, Леся же несовершеннолетняя была. Сестре пришлось во всем признаться. Загремела в больницу на сохранение, долго лежала. Потом еле сдала экзамены. И даже успела поступить в институт, правда, только на платное. Я как раз в том году окончила педагогический, а подрабатывала уже давно. Брала уроки, математика всем нужна.
— Погоди, так ты, оказывается, учитель математики? — я был изумлен.
— Ну да, — вздохнула она. — Что, не похоже? Впрочем, я еще и танцевала по клубам, когда выяснилось, что Лесе нужны дорогие лекарства.
— Стриптиз? — я против воли нахмурился, представляя, как моя девушка… В общем, многое представляя.
— Нет! — вспыхнула она. — Просто в клубах, в стиле гоу-гоу. Ну, это знаешь, такие девушки-аниматоры, которые зажигают публику, чтобы танцевали все. Иногда устраивали шоу с девчонками, но все прилично.
— А в школе ты не работала?
— Не получилось. Злата родилась слабенькой, недоношенной. Гипоксия, двойное обвитие, недостаток веса, трудности с питанием. Сразу стало понятно, что проблем выше крыши. Помогали всей семьей. Леся же особо не рвалась заниматься ребенком. Заявила, что лучше дочку в детдом сдать, раз инвалидка такая получилась. А как сдать-то? Родная же кровь, жалко. К году стало понятно, что Злате нужны нормальные врачи и реабилитация, потому что идет сильное отставание в развитии. В нашем городе такого нет. Вот я и решила переехать сюда, чтобы заняться племянницей. Леся мне легко ее отдала. Написала бессрочную доверенность и забыла про нас.
— Так у тебя есть доверенность? Тогда проблем с полицией точно не возникнет.
— Да, есть, надо найти ее завтра. Леся была только рада, что избавилась от дочери. Она получает пособие как мать-одиночка, я не стала брать эти деньги. А тут уже мы устраивались сами. У меня были накопления, я сняла квартиру, нашла Злате няню. В полтора года устроила дочь в садик. С работой мне сразу повезло — город большой, учеников в фитнесе много, танцую я с детства в самых разных стилях, группы набирались огромные. Сначала брала еще и математику как репетитор, но на эти уроки уже не оставалось времени. Надо же было со Златой заниматься. Тут у нее столько развивашек было! И неврологи хорошие, и логопед, и бассейн с массажем.
— Ты просто молодец, — я был восхищен. — У тебя все получилось. Злата выросла нормальным ребенком.
— Сейчас да, хоть еще и плохо разговаривает. Но она уже почти догнала сверстников. А раньше было совсем плохо. Ты злишься, что я скрыла от тебя правду? — Она подняла на меня ясные голубые глаза и я вздрогнул: столько в них было боли!
— Злюсь ли я? — медленно произнес я. — Как тебе сказать. Это слишком слабое слово, чтобы выразить мои эмоции. Я не злюсь. Я в бешенстве! — я встал с дивана и начал нервно ходить по квартире. Рассказ несчастной матери меня сильно задел. — Только не на тебя. Получается, ты почти четыре года в одиночку тащила дочь одна в городе, безо всякой помощи. Сделала из нее человека, вылечила, а теперь эта сучка… Прости, твоя бестолковая сестра, которая в свое время спокойно бросила Злату, решила ее отобрать! Причем, вот так, с полицией, показательно.
