Он шёл впереди, подсвечивая путь небольшим облачком света, который горел слишком тускло, чтобы разглядеть хоть что-то дальше вытянутой реки, но и не позволял заметить их, если в этом лабиринте коридоров кто-то подстерегал. С каждым поворотом в это верилось всё меньше, но Лиам был наготове, поглаживая большим пальцем кольцо-талисман на указательном.
– Мы точно правильно идём? – раздался во тьме голос Лиакона.
– Царь здесь. Ошибки быть не может.
– Зато заблудиться мы тут можем на раз-два.
– Тогда вернёмся и начнём заново. Пойдём в другую сторону.
– Как скажешь, Masdaus, – с лёгкой язвинкой отозвался Волк. – Тебя не впечатлило... это?
– Что именно?
– Белое Копьё. И вся дорога до него.
– Устланная трупами? – вскинул бровь Лиам.
Да, впечатлило. Особенно человеческие дети, распятые на городской стене. Раньше он мог только догадываться о безумии, что настигло Фанета. Они разделяли общее чувство – эту безмерную, вросшую корнем в сердца ненависть к людям. В Медную войну Лиам и сам казнил лутарийцев изощрёнными способами, но им никогда не двигало стремление перебить их всех. Сделать их рабами, отнять у них дом, заставить чувствовать то, что веками чувствовали эльфы – грёзы, что приходили во сне и наяву. Он всё ещё мечтал, чтобы княжества пали.
Но не так... Не распухнув от крови и тел, которыми Фанет старательно украсил Белое Копьё и другие города.
– Ты не одобряешь, – сказал Лиакон.
– Как я могу одобрить измену? – Лиам сощурился, поворачиваясь к илиару.
Тот поспешно заявил:
– Измена – это тяжкое преступление. Боюсь, что Фанету не сносить головы. Методы его кошмарны. Но само завоевание... Разве не этого мы все хотели?
– Дометриан не хотел, – проговорил Лиам.
– Верно. А знаешь, кому бы ещё это понравилось? Кассии Кровавой. Странно, почему Фанет написал не ей, а Птолему.
– Может, потому, что Кассия сразу бы раскусила его? Она принесла клятву служить царю Китривирии – Дометриану. А храдрайцы не нарушают клятв.
– Ты вообще её встречал, эльф? Такая грация вкупе с невероятной для её расы силой... Я б на ней женился.
– А что мешает?
– Она человек.
Лиам еле сдержался, чтобы не фыркнуть в ответ. Даже такому добродушному в целом здоровяку претило общение с людьми... Но ведь люди-то разные бывают. Те же храдрайцы, вступившие с Китривирией в крепкий союз. Северяне. Руаншиты с далёких Золотых Земель. Да и прочие, кто жил на востоке, за пределами княжеств.
Всё началось с лутарийцев. Стараниями Фанета они получили то, что им причиталось. Тысячи людей сгинули в этой чудовищной мясорубке, остался Велиград, но и его ждёт участь пепелища.
А что будет, когда падёт последний оплот княжеств? Что сделает Фанет и куда он пойдёт?
Дней, проведённых в тени у правителей, Лиаму хватило, чтобы предсказать все дальнейшие события и понять, что Фанет, возможно, один из ярчайших вождей илиаров истории, но также и тиран. Меч, что искромсает Великую Землю, если ему не помешать.
– Я решил не втягивать Кассию в это, – сказал Лиам, вернувшись к разговору с Волком. – Не хватало княжествам ещё и Храдрая с их дикарями.
– Прекрасная страна, – настаивал на своём Лиакон.
– Дикая, – не уступил мастер и вдруг остановился, обернувшись.
– Что такое?
Эльф оглядел лучников, затем обеспокоенно воззрился на илиара:
– Где царица?
Светящиеся Лиакона в темноте глаза расширились.
– Она же только что шла рядом.
Лиам выдохнул, пытаясь собраться с мыслями.
– Я же говорил ей, чтобы она не...
Какой-то странный звук, похожий на эхо суетливых шагов, донёсся до них и оборвал его. Не тратя время на слова, они заторопились назад. По-прежнему бесшумно, но быстро, почти летя в запутанных коридорах форта, что были вырыты глубже темниц. Шорохи во тьме стали отчётливее. Лиам сумел разобрать несколько голосов.
Короткий вскрик заставил эльфа перейти на бег и плюнуть на то, что их могли услышать. Ноги вынесли его в тупик, оканчивающийся хилой деревянной дверью, возле которой стояли легионеры и... Кинтия.
Лиам остановился. Когда царица обернулась к нему, а солдат вытащил из её живота клинок, эльф сначала не поверил глазам. Но стоило озадаченному взгляду царицы найти его лицо, как он тут же бросился к ней.
Привалившись к стене, Кинтия сползла по ней и больше не шевелилась. Он упал рядом и протянул к ней руку, однако так и не смог коснуться. Магия холодно и безжалостно подсказала, какие органы были задеты, приведя к мгновенной смерти.
В глаза хлынула мокрая пелена.
Голос легионера пробился через гул, образовавшийся в ушах:
– Мастер Олириам?
Фирмос. Офицер, повсюду таскавшийся с Фанетом. Тупой, как валенок. Беспросветно, катастрофически, почти безбожно тупой.
Вместо ответа Лиам откинул с лица Кинтии капюшон. Фирмос, опустив взгляд, обомлел. Попытался заговорить, но эльф не позволил. Движение пальцев – офицер рухнул вниз со свёрнутой шеей, а следом и его напарник.
Острая жажда убивать назревала внутри гнойником, готовым лопнуть от любого случайного прикосновения и выпустить наружу пульсирующую в пальцах энергию Первоначала. Но его никто не трогал.
Лучники Лиакона зашевелились, принялись отпирать дверь, другие же стояли и смотрели, не зная, что делать, что сказать... Как сказать.
И Лиам не знал.
Он смотрел в лицо царицы, отказываясь понимать, что она не смогла предвидеть собственную смерть.
«Ты же видишь всё на этом грёбаном мире! Всё! – кричал он в мыслях. – Это ты не увидела? Зачем... Зачем ты ушла? Я же говорил, я предупреждал не соваться никуда, держаться позади меня...»
Зачем, Кинтия?
– Олириам.
«Ты же была рассудительна. Всегда. Ты умела просчитывать варианты... Ты что, решила... Ты понадеялась на то, что дар тебя убережёт?!»
Ответь, Кинтия!
Ответь...
Моя царица.
– Олириам.
– Да что?! – взревел он, оборачиваясь.
Вышло так громко, что Лиакон отпрянул. Потом пришла боль – он сжал кулаки так сильно, что ногти впились в кожу, оставляя там полумесяцы ранок. Но боль, что сожрала рассудок, была сильнее.
Сил встать не было. Ладонь разжалась и зачем-то легла на колено Кинтии. Собрала складки платья. Снова стиснулась.
Он заставил себя посмотреть туда, куда указывал Лиакон. В крошечной комнатушке за выломанной дверью виднелись чьи-то ноги. Смуглые, мускулистые. Илиарские.
