Но на Фанета это подействовало меньше, чем его предыдущий тон, полный льда, под которым бурлил гнев. Криво усмехнувшись, он вышел вперёд и огляделся.
– Кто ещё, а?! – воскликнул он. – Может, кто-то согласен с мнением вашего царя? Дерзайте. Если нашлись ранее предатели, найдутся и сейчас.
Несколько секунд легионеры переглядывались между собой, всё так же молчаливо и боязно. Но Лиам видел по их лицам, что Фанет потерял часть своего войска. Вот так просто.
«Ты ведь и правда дурак, генерал, – подумал Лиам, нахмурившись. – Нужно было убить его. Живой царь – угроза. Мёртвый же не смог бы одним лишь появлением склонить на свою сторону солдат, потому что был бы...»
Мёртв. И это не имело бы никакого значения, даже если бы вскрылась правда. Носил бы тогда корону Фанет до конца своих дней.
Но вот царь стоял перед ним, измождённый, но живой. Воплощение обмана генерала. Просто стоял, всем видом напоминая о том, что илиары забылись. Последовали не за тем. И пострадали.
Из толпы вдруг вышел одноглазый воин, Лиам признал в нём Лазара. Смерив Фанета разочарованным взглядом, илиар повернулся к царю и встал на одно колено.
– Archas, – произнёс он, глядя в землю. – Всё это время я верил, что мы следуем вашим приказам. Мы стали догадываться лишь в последнее время. После того, как конс... генерал казнил Кенсорина и пытался навредить госпоже Иундор.
Золото в глазах застыло, покрываясь изморозью.
– Что ты сделал?
Фанет проглотил слюну.
– Кенсорин предал меня, затем понёс наказание.
За переглядываниями в стане воинов последовал шёпот. Некоторые смотрели на Фанета так же, как и Лазар – недоверие и огорчение, смешанные с каплей презрения. Генерал заметил и фыркнул:
– Смотри-ка, ты всё ещё что-то значишь для них... После всего, что я для них сделал.
– Не я что-то значу. А голод.
– Причём тут вообще...
– Я видел то, что ты сделал со своим войском. Я проехал через весь легион, – перебил он, повышая голос. – Легион. В то время как ты забрал с собой четыре легиона.
– Я дошёл до Велиграда! – крикнул Фанет.
– И до безумия.
Не давая ему сказать ещё что-нибудь, Дометриан повернулся к своей лошади и выхватил из ножен у седла клинок. Генерал опешил на мгновение, но потом издал смешок.
– Ты хочешь вызвать меня на поединок?
– Нет. Я хочу убить тебя.
– Я твой наследник.
– Больше нет.
Фанет застыл, переваривая услышанное. Затем, поджав трясущиеся губы, мотнул головой. Отрицая. Не понимая. Но, в конце концов, принимая.
– Хочешь решить всё здесь сейчас? Вдвоём? – спросил он.
– Если ты не отступишь, – был ему едва слышный ответ, высказанный со сквозящей в нём болью.
– Прикажи сам, Archas. Давай же! – прогудел Фанет, осклабившись.
– Это твои солдаты.
– Больше нет, – горько повторил он, скользя глазами по окружавшим их легионерам.
Встали так, будто... Разметили поле боя.
Грудь сдавило ужасом.
Он ведь... Он ведь просто может отдать приказ, и они послушно свернут лагерь. Потому, что устали. Потому что Фанет вёл их на смерть.
Потому что не он, а Дометриан был их царём, сколь бы тот не развешивал повсюду знамён и не зачитывал великих речей. Сколь бы не воплощал мечты своего народа о священном возмездии. Теперь оно было илиарам не нужно. Многие просто хотели домой, изнурённые завоеваниями спятившего генерала.
«Отдай приказ, – взмолился Лиам мысленно. – Всего несколько слов, и всё закончится».
Но Дометриан решил прибегнуть к самому древнему и абсолютно бессмысленному выходу в сложившейся ситуации – обычаю, которым стадо выбирало своего пастуха, когда и городов-то не было ни на одном континенте.
Лиам не был уверен, что на землю прольётся кровь Фанета, а не царя.
Сталь покинула ножны генерала, и эльф, превозмогая страх, приблизился к Дометриану.
– Твоё тело ослабло, – прошептал он. – Это опасно.
Царь не слышал его. Меч подрагивал в опущенной руке.
– Мой царь...
– Что я говорил тебе?! – заклокотавший гнев в голосе гнев как ветром сдул решимость Лиама и тот покорно склонил голову, искоса наблюдая за Фанетом.
– Что ж, – выдохнул генерал. – Да рассудит нас Номкрос1.
И в следующий миг прыгнул к Дометриану, скрестив с ним клинки. Лиакон едва успел оттащить Лиама в сторону, спасая от вихря, в который обратились царь и его племянник.
1. Номкрос – илиарский бог правосудия и мудрости.
Глава 33. Долгая ночь
Тород наклонился над картой, чтобы добавить последний штрих. Деревянная фигурка лошади встала на своё место, завершив удручающую картину расстановки войск и едва не завалившись после того, как пальцы ярла дрогнули, задев её. Он выпрямился, обозревая полотно целиком, чуть стёршееся, побелевшее в некоторых местах, но теперь действительно походившее на реальный Фулгур с высоты птичьего полёта – бесплодная ледяная пустошь. Конор не удержался и искоса поглядел на карту, на все эти дурацкие фигурки, обозначавшие горстку Сынов и союзников. Взгляд остановился на двух башенках у моря, изображавших крепость Аспир Дур. Вот место, где их жалкие жизни оборвутся.
Место казни.
Он не знал, кому из богов было угодно, чтобы священные земли у этих башен замироточили кровью Сынов. Кто наслал ту бурю, замедлившую их передвижение, вынудившую их сделать привал, отделив таким образом от Ноэтиса и позволив сражаться лишь в заснеженной пустыне. Разведчики донесли, что имперцы не стали их дожидаться – они там, за горизонтом, маршируют ровным строем к ним навстречу. Казалось, если прислушаться, можно услыхать этот топот, сминающий сугробы.
Конор мог поклясться, что это слышал не он один, потому как Тород до сих пор не мог унять дрожь в пальцах, продолжая что-то вещать о грядущей битве.
Сколько им осталось? Час? Несколько?
Зависит от того, как долго снег покрывал долину.
В этом виделась даже какая-то ирония – крепость Аспир Дур была, наверное, старейшей постройкой в Недхе, возведённой первыми людьми для Хрейдмара, что породил Фафнира и его братьев. Драконы либо падут возле неё, либо (что случится вернее) спалят войско Сынов к чёртовой бабушке, устроив для заледенелых полуразрушенных башен представление. Надругавшись над ними, осквернив их заново, как когда-то это сделал легендарный чародей, произведя на свет ужасающих чудовищ.
Башни Аспир Дур были красивы, даже тронутые беспощадным временем. Они напоминали сплетения человеческих тел во время близости. Пожалуй, это была единственная причина отправиться на близящуюся бойню.
