– Поняла, но что ты здесь делаешь в воскресенье? Отвечай, Педрито.
Он перелистывает страницу и пишет на следующей: «Mi es sordo y mudo». Я глухонемой.
– Да ладно? Английский понимаешь? – произносит она, тщательно артикулируя.
Ее темно-синие глаза на узком лице внимательно изучают Билли. Ему приходит в голову две мысли. Во-первых, Ник, может, и утратил бдительность… но не совсем. Пусть камера наблюдения сломана и все дружки Ника смотрят футбол вместе с ним, но эта женщина с совочком и корзиной цветов сидит здесь неспроста. Может, это совпадение – вселенское западло, как сказала бы его подруга Робин, – а может, и нет. Потому что в тени ближайшего дерева стоит бутылка с водой и лежит завернутый в бумагу сэндвич. То есть старуха пришла надолго и собиралась пробыть здесь до конца матча, например, – пока ее не отпустят.
Это во-первых. А во-вторых, лицо старухи ему знакомо. Чертовски знакомо.
Она сует руку в салон и щелкает пальцами у него под носом. От них воняет куревом.
– Lo entiendes?
[66]
Билли сводит большой и указательный пальцы – да, мол, самую малость понимаю.
– Небось, грин-карту у тебя спрашивать бесполезно. – Она хрипло смеется (и голос у нее такой же хриплый). – Что ты здесь делаешь в воскресенье, mi amigo
[67]?
Билли пожимает плечами и тычет пальцем в стену сарая.
– Да я в курсе, что ты не чаи гонять приехал. Чего привез-то? Показывай.
Происходящее нравится Билли все меньше и меньше. Отчасти потому, что тетка и сама могла бы заглянуть в кузов и увидеть там мешки с удобрениями. И еще это странное чувство, что он уже где-то ее видел… Но этого не может быть. Для телохранителя она слишком стара, да и Ник, бандит старой закалки, никогда не нанял бы женщину для этих целей. Она – обыкновенная прислуга, которой велели приглядывать за служебными воротами, пока все смотрят футбол. Делать ей особо нечего, и она решила набрать цветов для дома. Но Билли это все равно не по душе.
– Ándale, ándale!
[68] – Опять щелкает пальцами у него под носом. Это Билли тоже не по душе, хотя поведение и замашки – трамповское «белое превосходство», если угодно, – означают, что его маскировка работает.
Он выходит, оставляя дверь открытой, и ведет тетку к кузову, но та проходит дальше, к прицепу. Заглядывает в бочки. Презрительно поводит носом и возвращается к Билли.
– Почему только один мешок навоза? На кой черт мне один мешок?
Он пожимает плечами – мол, не понимаю.
Тетка встает на цыпочки и хлопает по мешку «Блэк кау». Ее сомбреро съезжает набок.
– Всего один. Один! Solo uno!
Билли снова пожимает плечами – мол, мое дело маленькое.
Она вздыхает и отмахивается:
– Ладно, черт с тобой. Заезжай. Не буду я звонить Гектору в воскресенье и спрашивать, какого хрена он прислал мне глухонемого идиота с кучей говна. Тем более он тоже наверняка смотрит футбол. Или еще что-нибудь.
Билли разводит руками – он по-прежнему не entender
[69].
– Заезжай, говорю! Разгружай свое дерьмо. Tómalo!
[70] И вали в ближайшую cantina
[71], может, успеешь на второй период.
Вот здесь он должен был что-то почувствовать, увидеть в ее глазах. Но не видит. Зато удача ему улыбается. Садясь за руль, он успевает заметить ее в зеркале и вовремя пригибается. Совок только царапает ему кожу под рукавом футболки, а в следующий миг Билли захлопывает дверь пикапа, прижимая старухе руку. Совок падает на пол к его левой ноге.
– Вот черт!
Она выдергивает руку так быстро и с такой силой, что сшибает сомбреро с головы: под ним оказываются седые волосы, убранные в высокую прическу. И тут Билли вспоминает, где видел ее раньше.
Она уже тянется к просторному боковому карману своего платья. Билли выскакивает из машины и наотмашь бьет ее по лицу. Она падает в цветочную клумбу, и вещь, за которой она тянулась, вываливается из кармана. Это мобильник. Билли впервые в жизни ударил женщину. Видя, как на ее щеке наливается синяк, он невольно вспоминает Элис, но не жалеет о содеянном. Вместо мобильника в кармане мог быть пистолет.
И ведь старушка тоже его узнала. Да, не сразу, но узнала. Причем до последнего изображала заносчивую белую стерву. Получается, все было зря – автозагар, комбинезон, парик, ковбойская шляпа. И рисунок Шан на передней панели, про который он хотел написать в блокноте (с гордой отцовской улыбкой на лице), что это рисовала его дочь. Вероятно, тетка так быстро узнала Билли, потому что видела не только его фотографию, но однажды и его самого – в Ред-Блаффе. А может, женщины просто приметливее, и маскарадом их не обмануть. Сексистская брехня? Едва ли.
– Сучий выродок! Это ты!
Билли думает: а ведь у Ника дома она источала радушие. Даже утонченность. Конечно, тогда она работала в режиме обслуги. Ник дал ей стопку купюр для Алана – повара, который приготовил «Запеченную Аляску», – а ей самой ничего не дал. Потому что она у него в штате. Член семьи, можно сказать. Смешно.
Вид у нее ошалелый, но это может быть очередная уловка. В любом случае хорошо, что совок остался в машине. Билли обхватывает старуху за плечи и помогает сесть. Щека у нее раздулась, как воздушный шарик, и он опять невольно вспоминает Элис. Вот только Элис никогда не смотрела на него таким взглядом. Если бы взгляд мог убивать…
Свободной рукой Билли достает из кармана куртки ругер и приставляет ствол к ее морщинистому лбу. Фрэнка Макинтоша за глаза называют Фрэнки Элвисом, а иногда Солнечным Элвисом. У него такая же высокая прическа. Такое же узкое лицо, такая же линия роста волос – «вдовий мысок». Билли мог бы узнать ее раньше (и тем избавить себя от кучи неприятностей), да сомбреро помешало.
– Здравствуй, Мардж. Сегодня ты отнюдь не так вежлива, как тогда у Ника.
– Чертов предатель! – выкрикивает она и плюет ему в лицо.
Билли испытывает почти непреодолимое желание двинуть ей еще раз, но не потому, что она в него плюнула. Он вытирает щеку и отпускает Мардж: та прекрасно может сидеть сама. Ей за семьдесят, и она всю жизнь курила как паровоз, но упорства и воли ей не занимать, тут Билли вынужден отдать ей должное.
– Ты все перепутала. Предатель – Ник. Я выполнил заказ, а он меня кинул и теперь хочет убить.
