Наконец он умолкает. Поначалу ей кажется, что он заснул, но когда она смотрит в зеркало в третий или четвертый раз, а Билли так и лежит, поджав колени, она понимает: скорее всего он умер.
Они уже в Небраске. Элис съезжает с трассы по указателю на Хемингфорд-Хоум и оказывается на прямой, как струна, двухполосной дороге между бескрайних кукурузных полей, уже готовых к зиме. День почти на исходе. Спустя милю Элис сворачивает на проселочную дорогу и отъезжает подальше, чтобы их не было видно с асфальта. Она выбирается из машины, открывает заднюю дверь и сперва облегченно выдыхает – Билли смотрит на нее! – а потом столбенеет от ужаса: умер с открытыми глазами! Тут он моргает и спрашивает:
– Почему мы остановились?
– Хочу немного размяться. Как ты, Билли?
Глупый вопрос, но о чем еще спрашивать? Ты знаешь, кто я, или принял меня за свою погибшую сестру? Ты в себе или окончательно спятил? И кстати, тебя уже не спасти? Элис думает, что ответ на последний вопрос ей известен.
– Помоги мне сесть.
– Не знаю, стоит ли…
– Помоги мне сесть, Элис.
Значит, он все понимает. Он в своем уме – пока.
Она берет его за руки и помогает ему сесть и поставить ноги на безымянную проселочную дорогу городка под названием Хемингфорд-Хоум. В горах Колорадо сейчас почти стемнело. Здесь, на равнинах, вечер плавно приходит на смену дню даже в ноябре. Здесь красный закатный свет разливается по кукурузным полям, что шуршат и вздыхают на легком ветру. Руки у Билли горячие, лицо пылает. Губы от лихорадки потрескались.
– Похоже, я спекся.
– Нет, Билли, нет. Держись. Я дам тебе два окси, и у меня еще осталось две таблетки аддералла. Я буду гнать всю ночь.
– Нет, не будешь.
– Я могу, Билли, серьезно!
Он мотает головой. Она по-прежнему держит его за руки, боясь отпустить: тогда он хлопнется на сиденье, рубашка задерется, и она увидит его живот, черно-серый, с красными прожилками инфекции, которые уже дотянулись до груди. До сердца.
– Слушай меня. Ты слушаешь?
– Да.
– Я спас твою жизнь, когда те уроды выкинули тебя из машины, помнишь? Теперь я снова тебя спасаю. Вернее, пытаюсь. Баки сказал мне, что ты пойдешь за мной хоть на край света, если я позволю. И если я позволю, тебе конец. Он прав.
– Разве это конец? Наоборот, ты меня спас!
– Тихо. Пока не конец, и это самое главное. У тебя все будет хорошо. Я знаю. Потому что в тот вечер, когда мы убили Клэрка, я спросил тебя: «Как ты?», – а ты ответила, что все почти нормально. Верю, так и есть, и со временем ты действительно сможешь оставить все позади. Правда, не во снах.
Красный свет все не гаснет. Кукуруза пылает. Как же здесь тихо… Его руки горят огнем в ее ладонях.
– Клэрк кричал, помнишь?
– Да.
– Он кричал, что ему больно.
– Хватит, Билли, это ужасно, и нам пора возвращаться на тра…
– Пусть он заслужил эту боль, но когда ты причиняешь боль другому человеку, она оставляет шрам. Шрам в мыслях и в душе. Так оно и должно быть, потому что причинить кому-то боль, убить кого-то – это не пустяки. Можешь мне верить, я знаю об этом не понаслышке.
Из уголка его рта вытекает струйка крови. Нет, из обоих уголков. Элис понимает, что его невозможно остановить. Он должен выговориться перед смертью, а ее долг – просто слушать. До последнего. Она не возражает даже тогда, когда он называет себя плохим человеком. Это не так, но сейчас не время спорить.
– Езжай к Баки, только не оставайся у него надолго. Ты ему небезразлична, и он позаботится о тебе, но не забывай, что он тоже плохой человек. – Билли кашляет кровью. – Он поможет тебе начать новую жизнь под именем Элизабет Андерсон, если захочешь. У меня есть деньги, много денег. Часть лежит на счете некоего Эдварда Вудли. Еще часть в «Банке Бимини» на счете Джеймса Линкольна. Запомнила имена?
– Да. Эдвард Вудли, Джеймс Линкольн.
– У Баки есть все пароли и расчетные данные. Он подскажет, как организовать перевод денег на твой банковский счет, чтобы не привлекать внимания налоговой. Это важно, потому что именно на этом многие и засыпаются. Деньги из ниоткуда могут… Ты… – Снова кашель. Снова кровь. – Ты все поняла?
– Да, Билли.
– Часть денег предназначена для Баки. Остальное – твое. Этого хватит, чтобы выучиться и начать новую жизнь. Он тебя не обманет. Договорились?
– Договорились. Тебе надо прилечь.
– Я прилягу, но рулить всю ночь нельзя, в аварию угодишь. Найди в телефоне городок поблизости, где есть «Уолмарт». Припаркуйся рядом с кемперами. Выспись. Утром у тебя появятся силы, и к обеду ты уже будешь у Баки. В горах. Тебе ведь понравилось в горах, да?
– Да.
– Пообещай.
– Обещаю выспаться ночью.
– Сколько кукурузы, – говорит Билли, глядя через ее плечо. – И солнца. Читала Кормака Маккарти?
– Нет, Билли.
– Почитай. «Кровавый меридиан». – Он улыбается. – Сука Мардж, а?
– Да уж, – откликается Элис. – Вот ведь сука.
– Пароль от ноутбука я записал на бумажке и сунул тебе в сумочку.
Сказав это, он отпускает ее руки и падает назад. Она поднимает его ноги и умудряется запихнуть их обратно в машину. Если ему и больно, виду он не подает. Он смотрит на нее.
– Где мы?
– В Небраске, Билли.
– Как мы сюда попали?
– Не важно. Закрой глаза. Спи.
Он хмурится:
– Робин? Это ты?
– Да.
– Я люблю тебя, Робин.
– И я люблю тебя, Билли.
– Пойдем проверим, не осталось ли в подвале яблок.
7
В печке стреляет очередной сучок. Элис встает, подходит к холодильнику и берет себе пиво. Откручивает крышку и разом выпивает полбутылки.
– Это были его последние слова. Когда я припарковалась рядом с кемперами возле «Уолмарта» в Керни, он был еще жив. Я слышала его дыхание. Хрипы. Когда в пять утра я проснулась, он умер. Пива?
– Да. Спасибо.
Элис приносит ему бутылку и садится. Вид у нее усталый.
– «Пойдем проверим, не осталось ли в подвале яблок». Наверное, он это Робин говорил или своему приятелю Гэду. Так себе последние слова. Если бы сценарий к нашей жизни писал Шекспир, было бы интересней. Хотя вспомнить «Ромео и Джульетту»… – Она допивает пиво. Щеки ее розовеют. Баки кажется, что теперь она выглядит чуть лучше. – Я дождалась открытия «Уолмарта» и купила там кое-какие вещи – одеяла, подушки, кажется, спальный мешок…
– Да, – кивает Баки. – Спальный мешок был.
