– Боже упаси, – ответил Джемисон. – Чтобы я приказал подкомандному солдату открыть огонь по их священным навозным кучам? Да никогда. Но видишь ли, из колонок сейчас летят вовсе не религиозные речи, а политические. Кто из вас готов выбить колонку? Только купол не дырявьте – за это мы наверняка загремим в их моджахедский ад.
Тако сразу вручил мне винтовку. Трипода у меня с собой не было, поэтому я положил ствол на капот джипа и произвел выстрел. Джемисон смотрел в бинокль, но я и без всякого бинокля увидел, как одна из колонок полетела вниз, а за ней тянулся провод. Купол я не продырявил, зато пылкая речь муллы стала заметно тише (по крайней мере с нашей стороны).
– Давай, жми! – заорал Тако. – Вжарь им!
Джемисон сказал:
– Валим отсюда на хрен, пока они ответный огонь не открыли.
Именно так мы и поступили.
Я вспоминаю тот случай и понимаю: он как нельзя более наглядно иллюстрирует все, что пошло не так в Ираке, и почему «мы любим Америку» превратилось в «смерть Америке». Подполковнику надоело слушать эту бесконечную хреномуть, и он велел нам снять одну из колонок. Но ведь это полный бред – учитывая, что там еще шесть штук висело по разным сторонам мечети.
Когда мы ехали обратно, я видел мужчин в дверях домов и женщин в окнах, видел их лица. Что-то я не заметил на них ни намека на любовь к Америке. По нам пока не стреляли (в тот день – нет), но на лицах было написано, что скоро начнут. Эти люди считали, что мы стреляли по мечети, а не по колонкам. Да, купол остался цел, но в их глазах мы палили по их святыне, по самой основе их мироустройства.
Патрулировать улицы Эр-Рамади становилось все опаснее. Местная полиция и Иракская национальная гвардия постепенно теряли контроль над повстанцами, но американским войскам не разрешали взять их обязанности на себя, потому что политики – в Вашингтоне и Багдаде – свято верили в идею самоуправления. Большую часть времени мы торчали в лагере и надеялись, что нас не заставят сопровождать ремонтную бригаду, которая чинит очередную прорванную (или намеренно поврежденную боевиками) трубу водоснабжения, или охранять горстку технических специалистов, американцев и иракцев, пытающихся вернуть к жизни вышедшую (или выведенную) из строя электростанцию. Таких охранников постоянно подстреливали: к концу 2003 года полдюжины морпехов героически пали в бою, а сколько было ранено – не сосчитать. Стреляли моджахеды хреново, но их растяжки сеяли панику в наших рядах.
Весь этот карточный домик рухнул в последний день марта 2004-го.
Ладно, думает Билли, вот тут история начнется по-настоящему. Мне удалось подобраться к ней максимально быстро и без лишней мудистики, как сказал бы Апарыш.
К тому времени мы передислоцировались из Эр-Рамади в Кэмп-Бахария, который еще называли Страной Грез. Он находился в сельской местности, примерно в двух милях от окраины Эль-Фаллуджи, к западу от Евфрата. Говорили, дети Саддама ездили туда на «оздоровительный отдых». Джордж Диннерстайн и Хой Кэшмен снова были с нами, в роте «Эхо».
Мы вчетвером играли в покер, когда услышали огонь и взрывы со стороны так называемого «Бруклинского моста». Не отдельные выстрелы или очереди, а настоящий артобстрел.
К ночи до нас начали доходить слухи. Мы наконец узнали, что случилось, – по крайней мере в общих чертах. Четверо наемников компании «Блэкуотер», доставлявших продовольствие – в том числе нашей роте, расквартированной в Стране Грез, – решили вопреки протоколу срезать путь через Эль-Фаллуджу, а не ехать в объезд, и прямо у моста через Евфрат попали в засаду. Наверное, они были в бронежилетах, но никакая броня не выдержит ураганного огня, который повстанцы обрушили на два их пикапа «мицубиси».
Тако сказал:
– Как можно было поехать прямо через центр города? Они что, на всю голову больные? Здесь им не Омаха!
Джордж согласился, но добавил, что возмездия в любом случае не миновать, больные они или нет. Мы все считали так же. И ведь их не просто убили (разъяренной толпе просто убить мало), их вытащили из машин, облили бензином и подожгли. Двоих потом разорвали на куски, точно куриц-гриль. Остальных повесили на «Бруклинском мосту», как чучела Гая Фокса.
На следующий день подполковник Джемисон явился в лагерь, когда наше отделение готовилось заступить на патрульную службу. Он приказал нам с Тако выйти из «хаммера», в котором мы уже сидели, и ехать с ним – мол, с нами хочет поговорить один человек.
Человек сидел на груде автомобильных шин в пустом гаражном боксе, провонявшем выхлопными газами и машинным маслом. Там стояло адское пекло, потому что двери были закрыты, а кондиционеров в таких боксах не бывает. Когда мы вошли, он встал и осмотрел нас. На нем была кожанка, что в этой душной вонючей печке выглядело очень странно. На груди красовалась эмблема батальона «Темная лошадка» с двумя слоганами: «НЕПРЕВЗОЙДЕННЫЕ ПРОФИ» сверху и «ПОВОЮЕМ!» снизу. Но куртка была так, для отвода глаз, я это сразу понял, и Тако потом тоже говорил, что с первого взгляда опознал в мужике цэрэушника. Он спросил, кто из нас Саммерс, и я вышел вперед. Мужик представился Хоффом.
Билли в изумлении замирает. Он только что случайно добавил деталь из своей нынешней жизни в ту, прошлую, армейскую. Кажется, Роберт Стоун писал, что наш разум – это обезьянка? Да, он самый – в романе «Псы войны». И там же он писал, что людей, которые косят слонов пулеметным огнем с воздуха, волей-неволей тянет к наркотикам. В Ираке морпехи стреляли по верблюдам. И да, делали они это под кайфом.
Билли стирает последнее предложение и задает работу обезьяне, что живет промеж его ушей, за лобной костью. Через несколько секунд нужное имя всплывает само собой. Ошибка была вполне простительная: фамилии немного похожи.
Он представился Фоссом. Руки нам жать не стал, просто сел обратно на груду шин – наверняка перепачкав ими брюки сзади – и сказал:
– Саммерс, говорят, ты – лучший стрелок роты.
Поскольку это был не вопрос, я не стал отвечать.
– Можешь поразить цель с тысячи двухсот ярдов? Стрелять надо через реку, с нашей стороны. Достанешь?
Я покосился на Тако и понял, что он тоже догадался. «Наша сторона» – это все, что за пределами города. А раз заговорили о сторонах, значит, мы все-таки собираемся войти в город.
– Вы имеете в виду живую цель, сэр?
– Ясное дело. Ты думал, я тебе по пивным банкам стрелять предлагаю?
Вопрос был риторический, и я снова не ответил.
– Да, сэр. Достану.
– Это ответ морпеха или твой ответ, Саммерс?
Подполковник Джемисон слегка нахмурился, как будто считал, что ответ может быть только один – морпеха, – но промолчал.
– И то и другое, сэр. В ветреный день вероятность поражения цели чуть ниже, но мы, – я показал большим пальцем на Тако, – сделаем поправки на ветер. Вот песчаная буря – это уже другое дело.
