– Ну-ка, ребятки, – скомандовал Тако, и мы заорали нашу речовку.
Глупо, конечно, глупо и по-детски – как и многое на войне, – но нас это заводило. И быть может, если в доме действительно засели боевики, это дало бы им возможность еще разок посмотреть друг на друга и подумать, что они творят и какого хрена они должны умирать ради религиозных воззрений какого-то престарелого имама, которому давно сорвало крышу на почве Бога.
– Темная лошадка – все будет гладко!
Тряхнув сцепленными руками, мы выпрямились. У меня за плечом висел автомат «M-4» и винтовка «M-24». Рядом стоял Кляча с «пилой» в одной руке – вес около двадцати пяти фунтов в снаряженном состоянии, – а патронная лента свисала с могучего плеча, словно шарф. Мы столпились у ведущих во двор ворот. Перекрещивающиеся тени от недостроенного дома через дорогу образовали решетку на расписанной стене: в одних квадратах оказались дети, в других – женщины и мутаваин. Для взлома дверей у Бигфута был «M-870» – дробовик, которым можно разнести в клочья любой замок. Тако отошел в сторонку, чтобы не мешать Футу работать, но когда Пабло на всякий случай толкнул ворота, они медленно, с душераздирающим скрежетом отворились. Тако посмотрел на меня, а я на него, два рядовых банкоголовых куска пушечного мяса с одной мыслью: это, мать вашу, полное динки-дау
[54].
Тако пожал плечами и, пригнувшись и опустив голову, побежал через двор. Мы за ним. На мостовой валялся одинокий футбольный мяч. Джордж Диннерстайн, пробегая мимо, поддал его ногой.
Мы благополучно пересекли двор – по нам даже ни разу не выстрелили из зарешеченных окон дома, – подошли к цементной стене и встали у дверей, по четыре человека с каждой стороны. Деревянные двери были двойные, толстенные, высокие – по меньшей мере восемь футов в высоту. На каждой высечен символ: скрещенные сабли над крылатым якорем. Эмблема бригад БААС. Еще одно дурное предзнаменование. Я поискал глазами Фарида: он вернулся к воротам. Он увидел, что я на него смотрю, и пожал плечами. Я его понял. Свою работу он сделал, а штурм домов не входил в его обязанности.
Тако показал на Хоя и Клячу и жестами велел им идти налево и проверить окно. Мы с Бигфутом пошли направо. Я осторожно заглянул внутрь, надеясь успеть вовремя отдернуть голову, если мне захотят ее отстрелить, но в комнате никого не было и никто в меня не стрелял. Я увидел большой круглый зал с ковриками на полу, низкий диванчик, книжный шкаф с одной-единственной книжкой в бумажной обложке, а рядом – журнальный столик. На стене висел гобелен с изображением скачущих лошадей. Потолки были высоченные, почти как в католической церкви маленького городка, – не меньше пятидесяти футов до вершины купола, пронзенного изнутри солнечными лучами, будто лазерами. Лучи из-за танцующих на свету пылинок казались твердыми.
Я отстранился и жестом показал Бигфуту, чтобы он занял мое место. Поскольку голову мне никто не снес, он осматривал комнату чуть дольше.
– Дверей отсюда не видно, – сказал Фут. – Угол обзора не тот.
– Знаю.
Мы обернулись к Тако. Я покачал ладонью туда-сюда – мол, вроде чисто, но не факт. Тот же самый посыл был у Хоя, стоявшего по другую сторону двери; он просто пожал плечами. Мы вновь услышали автоматные очереди, далекие и не очень, но в квартале Лима и в большом доме с куполом стояла полная тишина. Мяч, который пнул на бегу Динь-Динь, остановился в дальнем углу двора. Видимо, дом был пуст, но я все ощупывал и ощупывал свой ремень в поисках чертовой пинетки.
Мы вернулись к двери и снова встали по обе стороны от нее.
– В колонну по одному, – сказал Тако. – Ну, кто тут хотел повоевать?
– Я, – вызвался я.
Тако помотал головой:
– Ты в прошлый раз первым шел, Билли. Дай другому шанс заслужить медаль.
– Я, – сказал Джонни Кэппс, и Тако кивнул:
– Тогда ты.
Только поэтому я до сих пор хожу, а Джонни нет. Вот так все просто. Нет у Бога никакого плана, он просто тянет наугад палочки из общей кучи.
Тако показал пальцем на Бигфута, затем на двойные двери. На правой был огромный черный засов – казалось, дверь нагло высунула черный язык. Фут попробовал его отодвинуть, но засов не поддавался. Ворота во двор были открыты (возможно, потому, что в лучшие времена здесь играли соседские дети), но дом оказался заперт. Тако кивнул Бигфуту, и тот вскинул дробовик, заряженный специальными патронами, которыми сбивают замки. Все остальные выстроились в ряд – ту самую «колонну» – позади Джонни. Кляча шел вторым, потому что у него был пулемет. Тако – третьим. Я четвертым, а Фармацевт, как обычно, в самом конце. Джонни глубоко и часто дышал, чтобы перенасытить легкие кислородом и войти в раж. Я видел, как двигаются его губы: «Повоюем, повоюем, сука, повоюем».
Фут ждал приказа Тако и по его сигналу отстрелил замок, а с ним и добрый кусок правой двери. Ее выбило внутрь.
Джонни, не мешкая, снес левую дверь плечом и вломился в дом с криком:
– Банзай, муда…
Больше он ничего выкрикнуть не успел, потому что ждавший за дверями моджахед открыл по нему огонь из «АК», причем целился он не в спину, а в ноги. Штанины Джонни затрепетали, словно от ветра. Он вскрикнул, наверное, от удивления, потому что боль почувствовать еще не успел. Кляча попятился, вопя: «Назад, морпехи!» Мы рванули назад, а он дал короткую очередь из «пилы». Дверь разлетелась в щепки, от скрещенных сабель не осталось и следа. Моджахед выпал на улицу; только одежда и мешала его телу развалиться на куски. При этом он до сих пор норовил схватить одну из гранат, примотанных к поясу. Наконец он выдернул ее, но в следующий миг граната выпала из его пальцев, по-прежнему с чекой. Кляча пинком отбросил ее подальше. За плечом Тако я видел Джонни. К тому времени боль он уже почувствовал: орал во всю глотку и вертелся на месте. Кровь заливала его сапоги.
– Помоги ему, – велел Тако Кляче, а потом проорал: – Док!
Джонни сделал еще шаг и рухнул на пол. Он вопил: «Я ранен, Господи, меня подстрелили!» Кляча рванул к нему, Тако следом, и в этот миг по нам открыли огонь сверху. Мы должны были догадаться. Откуда взялись те пыльные солнечные лучи под куполом? Окон-то в куполе не было. Это были бойницы, пробитые в бетоне, внизу, там, где их скрывала стена вокруг внешнего балкона.
Кляча получил пулю в грудь и пошатнулся, крепко держась за «пилу». Эту пулю бронежилет остановил, но следующая попала ему в горло. Тако поднял глаза на лучи под куполом и рванулся за «пилой». Пуля попала ему в плечо. Две следующих ушли в стену. Четвертая разворотила ему лицо. Его челюсть повернулась, словно на шарнире. Он крутанулся на месте, поливая нас кровью и пытаясь махнуть нам рукой – мол, назад, – а потом у него взорвалась голова.
Меня кто-то ударил – на миг мне показалось, что это пуля, – а потом мимо промчался Фармацевт. Санитарная сумка слетела у него со спины и болталась на руке на одной лямке.
