Сначала Хекаби наполнила блюдо водой из засаленного бурдюка. Потом взяла мешочек из козьей шкуры и достала ярко-желтый шарик размером с орех. Раскрошила в порошок и натерла ладони.
– Львиный камень, – тихо произнесла Хекаби.
«Сера», – подумала Пирра.
Как-то раз она видела такие шарики у жреца в мешочке со снадобьями. Сера отгоняет и злых духов, и блох.
Раскачиваясь и что-то напевая себе под нос, женщина выудила из мешочка три бугристых серых камешка и бросила в воду. Но камешки не пошли ко дну, а остались плавать на поверхности.
Крестьяне заахали и заохали:
– Глядите, у нее даже камни плавают! Вот это дар!
Пирра и бровью не повела. Ее простенькими фокусами не удивишь.
Хекаби выудила из мешка круглый плоский кусок белого мрамора с отверстием посередине.
– Мой вещий камень, – с хитрой улыбкой объявила провидица. – Мне его дали духи.
Поднеся мрамор к глазу, Хекаби поглядела через отверстие на плававшие камешки.
– Сейчас они откроют волю духов, – пробормотала Хекаби.
– Пирра, – снова вмешался Усерреф. – Тебе нельзя…
– Нет, можно, – огрызнулась девочка.
Потом повернулась к крестьянам:
– А ну-ка разойдитесь! Мне нужно поговорить с провидицей наедине. Ты тоже отойди, Усерреф. И не вздумай подслушивать!
Крестьяне недовольно заворчали, но подчинились. Только Усерреф не двинулся с места.
– Усерреф, я приказываю.
Взгляды хозяйки и раба скрестились. Египтянин развел руками, покачал головой, вздохнул и отошел в сторону.
Убедившись, что все отошли достаточно далеко, провидица снова посмотрела через отверстие на плавучие камешки.
– Трое соберутся вместе, – пробормотала Хекаби. – Да, трое. Вот что говорит вещий камень.
– Кто – трое? – холодно поинтересовалась Пирра. – Когда? Где?
– Этого духи не говорят.
Пирра опустилась на колени и подалась вперед. От волос женщины пахло пылью и придорожным тимьяном. Пирра прошептала Хекаби на ухо:
– Помоги мне бежать. В награду получишь столько золота, что на всю жизнь хватит.
Женщина поглядела Пирре в глаза и покачала головой.
Пирра нервно облизнула губы.
– Тогда помоги просто так. Больше мне обратиться не к кому.
Хекаби снова покачала головой.
– Тебе даже делать ничего не придется! – взмолилась Пирра. – Ты же родственница печатника! Ему тоже дам золота. Он меня пустит в мастерскую, а оттуда спущусь по стене…
– Нет, – произнесла Хекаби.
Пирра сжала кулаки в бессильной ярости.
В двадцати шагах от навеса Усерреф с тревогой наблюдал за девочкой.
Придвинувшись еще ближе к Хекаби, Пирра зашипела:
– Не хочешь по-хорошему? Ладно. Шарлатанка ты, вот кто. Камни плавают, потому что это пемза. Крестьян ты провела, а меня не обманешь. И «вещий камень» ты сама смастерила – вот следы резца.
Пирра помолчала, давая провидице время подумать. Затем продолжила:
– Моя мать, Верховная жрица Яссассара, жестоко наказывает шарлатанов.
Хекаби вздрогнула. Взгляд женщины посуровел.
– Врешь, – выпалила провидица. – Что же, твоя мать сразу полрынка накажет?
Но даже под темным загаром видно, как побледнела Хекаби.
Пирра холодно улыбнулась:
– Хочешь – проверь.
Глава 7
«В полночь приходи в печатную мастерскую», – велела Хекаби.
Уже почти двенадцать, но Усерреф только сейчас заснул у порога опочивальни Пирры. Вдобавок нужно достать вещи из тайника. Пирра влезла на подставку для светильника и, покачиваясь, дотянулась до укромного места за потолочной сваей. Наконец ухватила мешок из телячьей кожи. Тут подставка опасно накренилась. Пирра быстро спрыгнула на постель и поймала лампу, прежде чем та рухнула на пол. Решетка кровати скрипнула. Из-за дверной занавески донеслось сонное бормотание Усеррефа. Пирра затаила дыхание. Обошлось: раб не проснулся.
В сумке лежали вещи, собранные еще зимой. Девочка тщательно выбирала место для тайника, чтобы его не нашли ни Усерреф, ни тем более любопытные девушки-рабыни. Дрожащими руками вытряхнула из сумки вещи и стала переодеваться. В таком виде ее никто не признает. Крестьянская туника из грубой ткани, пояс и ножны из замызганной козьей шкуры. Внутри – простой бронзовый нож. Потом Пирра завернулась в мохнатый плащ. От него до сих пор исходит запах прежней хозяйки – ткачихи, продавшей Пирре плащ за две бусины сердолика. А сандалии придется оставить в сумке. Подошвы из потрескавшейся бычьей кожи будут слишком громко шлепать по отполированным полам Дома Богини.
Пирра достала горсть земли: потихоньку стащила из горшка со священной оливой на Главном дворе. Обмазала землей все участки кожи, которые нельзя скрыть под одеждой, – и особенно шрам. Аметистовую личную печать Пирра уже залепила слоем глины. Ну а соколиное перо и львиный коготь благополучно висят на шее в простом мешочке.
Недавно Усерреф предупредил Пирру: она достигла того возраста, когда на девушку начинают обращать внимание мужчины. «Даже если сбежишь, – пугал раб, – без защитников быстро попадешь в беду». «А раз так, стану мальчиком», – подумала Пирра, безжалостно остригая волосы на уровне плеч. Только надо обязательно забрать отрезанные волосы с собой, иначе мать использует их для заклинания и быстро отыщет беглую дочь.
С бешено бьющимся сердцем Пирра засунула в мешок провизию: прессованный инжир, завернутый в виноградные листья, сушеные овечьи языки, восемь засоленных и слегка обгрызенных мышами кефалей. Потом Пирра положила обратно два узелка с золотыми браслетами. Нарочно завернула украшения в отрезы льна, чтобы не звенели. Один из них Пирра отдаст провидице, другой оставит себе.
Ну вот все и готово. Гилас бы ее, наверное, похвалил. А может, и нет. Уж кто-кто, а этот мальчишка привык полагаться только на себя.
Усерреф снова заворочался на циновке. У Пирры болезненно сжалось сердце. Больше она его не увидит. А тяжелее всего то, что даже попрощаться нельзя.
Тут Пирре пришла в голову идея. Она взяла деревянную фигурку леопарда и положила на подушку. Поймет ли Усерреф, как сильно Пирра будет по нему скучать?
Девочка тихонько отодвинула дверную занавеску. Усерреф, как всегда, лежит у порога. Раб перед сном растер по векам чуть-чуть драгоценного нефритового порошка – ваджу. Усерреф так делает, чтобы ему приснился родной Египет. Интересно, помогает или нет? Пирра надеется, что да.