– Про все!
Пирра широко раскинула руки. Гилас озадаченно взглянул на девочку и покачал головой. Он вырос в лесу и не понимал, с чего вдруг Пирра восторгается обычными вещами.
Пока шли, Разбойница то и дело подкрадывалась к девочке и била лапой по лодыжкам.
– Прекрати! – возмутилась Пирра и пригрозила озорной малышке веткой.
– Это она учится охотиться, – пояснил Гилас. – Так взрослые львы сбивают с ног добычу.
– Я ей не добыча, – проворчала Пирра. – Разбойница, нельзя!
Но малышка никак не успокаивалась. Пришлось отвлекать: Пирра привязала к травяному жгуту мячик и потянула за собой.
Вдруг до них донесся голос Моря. Выйдя из-под деревьев, все трое очутились в ущелье. Но таких причудливых ущелий никому из них видеть не доводилось.
Вокруг вздымаются гигантские застывшие волны из ослепительно сверкающего белоснежного камня. Казалось, в этом месте Море когда-то напало на сушу, но одно прикосновение бессмертного божества заставило водную стихию застыть неподвижно. Под ногами скачут белые полупрозрачные сверчки.
Гилас и Пирра прокладывали себе дорогу между зарослями можжевельника и молочая. И тот и другой казались бледными из-за слоя белой пыли. Кое-где попадались островки светлого песка. Там росли высокие, величавые белые цветы.
– В первый раз такие вижу, – заметил Гилас.
– А я знаю, что это за цветы, – ответила Пирра. В голосе девочки прозвучала легкая тревога. – Морские Лилии. Они священны. Цветут только летом на самых жарких берегах. Мать использует их для заклинаний, когда надо кого-то найти.
Но Гилас не слушал.
– Море! – прокричал мальчик и взбежал на высокий гребень из гладкого белого камня.
Пирра сразу позабыла про Морские Лилии и полезла следом. Но когда добрались до верхушки, оказалось, что к воде спускается отвесный склон.
– Нет, тут нам не слезть, – покачал головой Гилас. – Ничего не поделаешь, обойдемся без рыбы.
Пришлось брести обратно. Долгий поход обернулся ничем – только сильнее проголодались.
И вдруг за кустами можжевельника Пирра заметила то, чего раньше не разглядела.
– Гранаты! – радостно воскликнула девочка и побежала проверять – может, плоды уже созрели?
– Гра… что? – окликнул Гилас.
– Сейчас попробуешь! У них очень вкусные зерна!
– Ладно, только поскорее. Надо еще силков поставить.
Пирра не ответила.
Сорвала три граната, потянулась за четвертым и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд.
Кто-то смотрел на нее из кустов на краю ущелья. Против Солнца трудно разобрать, что это за зверь: Пирра разглядела только рога и отвислые уши. Девочка едва успела предположить, что это коза, как в воздухе просвистел камень и животное рухнуло прямо к ее ногам.
– Убил? – спросил Гилас.
Сунул рогатку обратно за пояс и подбежал к Пирре.
– Да, – протянула до сих пор не опомнившаяся Пирра. – Метко стреляешь. Думала, ты ее даже не заметил.
Гилас усмехнулся:
– Главное, что она меня не заметила.
Проводив дух козы в иной мир, Гилас разломил пополам кости ног животного. Дети с удовольствием полакомились сытным костным мозгом. Сил сразу прибавилось. Гилас и Пирра потащили тушу козы обратно к своему маленькому лагерю.
Гилас настоял на том, чтобы использовать все части козы до единой. Сказал, если пропадет хоть один ошметок, это будет неуважением к козе. И оставил бедро запекаться в горячей глине вместе с улитками, которых собрала Пирра. Девочка, конечно, возмущалась, но Гилас все-таки спихнул на нее грязную работу: посадил выскабливать шкуру. А сам тем временем нарезал мясо, печень и сердце тонкими ломтиками и повесил сушиться. Нарочно выбрал место повыше, чтобы до еды не добрались шаловливые лапы Разбойницы.
Остаток дня прошел спокойно: дубили шкуру и желудок, чтобы сделать мешок и бурдюк. Готовили колбасу: набивали кишки кровяными сгустками и рублеными каперсами. Последние нашла Пирра, и Гилас поглядывал на неизвестное лакомство с подозрением. А Пирра радовалась, что в кои-то веки знает что-то, чего не знает он.
В награду за вычищенную шкуру Гилас сделал для Пирры нож. Угрожающе острый обсидиановый клинок вставлен в рукоять из козьего рога, обмотанную сосновым корнем, чтобы не скользила в руке. Пирре нож очень понравился, потому что в Доме Богини ничего подобного уж точно не найдешь.
Когда мясо приготовилось, все трое накинулись на него с такой жадностью, что стало не до разговоров.
Разбойница все ела и ела. Живот у нее стал размером с дыню. Маленькая львица развалилась на боку и уснула: надо же переварить сытный ужин. Вокруг шеи малышки повязана увядшая Морская Лилия. Перед тем как покинуть ущелье, Гилас оставил подношение: козьи уши. А Пирра растерла сок двух цветков и по своему лбу, и по лбу Гиласа. Из третьего сделала что-то вроде ошейника для Разбойницы – пусть и она тоже получит благословение.
Наконец Пирра тяжело вздохнула и утерла с подбородка жир.
– В жизни ничего вкуснее не ела! А приятнее всего, что еда горячая! На Кефтиу вечно приходилось есть холодное. Мои покои дальше всех от поварни.
Гилас фыркнул:
– Ах ты, бедняжечка.
Пирра кинула в него панцирь улитки, потом улеглась на бок, задумчиво жуя стебель фенхеля.
– Ты ведь так и не рассказал, как научился ходить по следу. Ну и всему остальному тоже.
Гилас колючкой выковырнул улитку из панциря и съел.
– Один Чужак научил. Представляешь, так и не узнал его имя. Все звали его Лесной Человек. Но он как-то раз сказал мне, что родом из Мессении.
– А какой он был, этот Чужак?
– Один глаз, один зуб, и оба коричневые. Да и воняло от него, как от навозной кучи. Но про природу знал все. По полету ворона определял, будет ли дождь. А читать следы меня научил с помощью жука и горстки земли.
– Жука? – удивилась Пирра.
Гилас кивнул.
– Старик рассыпáл землю, я закрывал глаза, а он сажал на землю жука, и тот по ней полз. А я по следам определял, в какую сторону пошел жук. Ну, с землей было просто. Но потом он поменял землю на песок, и стало гораздо труднее. Но это еще что – после этого я жука по траве и листьям выслеживал. Так он меня учил много дней. Ох и надоело, должно быть, жуку!
Пирра удивилась:
– Ты выслеживал одного и того же жука? Каждый день?
Гилас расхохотался:
– Скажешь тоже! Тебя провести раз плюнуть.
Пирра улыбнулась и кинула в него еще один панцирь улитки.
