– Вообще не удивился, – парировал Теламон. – Это для меня не новость.
– Как ты узнал?
Теламон не ответил.
– Гилас, а ведь я тебя оплакивал, – вместо этого тихо произнес он. – Горевал по дорогому другу. И все это время ты надо мной смеялся.
– Я не смеялся.
– Разве нет?
– Нет, конечно.
Мальчики уныло уставились друг на друга, стоя по разные стороны от пепелища. Вот и от их дружбы осталась одна зола.
Тут из зарослей донеслись мужские голоса.
Теламон поспешно опустился на корточки рядом с Гиласом и сделал вид, будто затягивает веревки потуже.
– Отдадим тебя в кузницу, – прошептал бывший друг. – Попробуй продержаться хоть несколько дней. Говорят, кузнец суров, вдобавок с причудами. Он тебя высечет, но тут ничего поделать не могу. Вмешаюсь – воины заподозрят неладное. Я и так по лезвию ножа хожу. Потерпи уж как-нибудь денька два-три. Надеюсь, сумею посадить тебя на корабль.
Гилас развернулся, насколько позволяли веревки.
– Устроишь мне побег?
– Не ори!
– Но… почему?
– А что тебе непонятно? Ты был моим другом. Даже после всего, что случилось, не могу стоять в стороне и позволить тебя убить. Нет, лучше помогу тебе уплыть с Талакреи и отделаюсь от тебя раз и навсегда.
– Выручишь меня – предашь клан.
Теламон испепелил Гиласа взглядом и язвительно бросил:
– Вот спасибо, и как я сам не сообразил!
Мужчины вернулись. У их ног с поджатыми хвостами бежали три провинившихся пса. Не успел Гилас глазом моргнуть, как Теламон опять превратился в молодого высокомерного командира и рывком поставил Гиласа на ноги.
– Пошевеливайтесь, – рявкнул он.
Обсидиановая дорога шла напрямик через долину. К вечеру они уже добрались до перешейка. Один раз Гилас заметил Пирру: она следовала за ними на расстоянии. Оставалось только надеяться, что ей хватит ума отправиться в деревню. Только бы не пыталась его спасти! Разбойницы нигде не видно. Спустилась маленькая львица с Горы или до сих пор бродит одна среди ядовитых испарений?
Возле перешейка Теламон отвязал лошадь и дальше поехал верхом. Потом они направились к горному отрогу. Когда проходили мимо шахт, рабы трудились в поте лица, расчищая засыпанные стволы. Скоро от обвала не останется и следа. Гилас подумал о ловцах, скрывавшихся глубоко под землей. Казалось, их гнев просачивался даже сквозь каменную толщу.
К кузнице ведет крутая тропа. По обе стороны валяются выжженные шлаки. Гилас бредет, едва переставляя ноги от изнеможения. Воины не отходят от пленника ни на шаг. Чем выше поднимаются, тем громче доносится стук молотов.
Лошадь Теламона испуганно шарахнулась.
– Не балуй, – сердито приказал сын вождя.
Теламон изо всех сил притворяется, будто чувствует себя как рыба в воде. Но Гилас видит – бывшему другу не по себе. «Кузнецы – народ особый, – сказал когда-то Зан. – С кузнецом даже Вороны ссориться не станут». Теламон очень рискует, заставляя кузнеца взять к себе нового раба.
Покрытые копотью невольники снуют возле печей. Точь-в-точь муравьи, ухаживающие за личинками. Печи напоминают приземистые глиняные колонны, усеянные отверстиями. Из каждого валит зловонный коричневый дым. Вот рабы открыли один из заслонов. По каменному желобу потекло жидкое пламя. «Вырубают, дробят и жгут, пока медь не вытечет наружу…».
Возле каменных хижин горят костры и стучат молоты. Должно быть, именно там медь таинственным образом соединяют с оловом и получают бронзу.
И вот они поднялись на продуваемую всеми ветрами вершину. Воздух соленый, в небе кричат чайки. К Морю спускается головокружительно крутой обрыв. «Нет, этим путем отсюда не убежишь», – подумал Гилас.
Под терновым деревом четверо рабов выгружали уголь из телеги, запряженной волами. Одна из каменных хижин стояла в стороне от остальных, у самого края. Изнутри доносился стук одного-единственного молота. У Гиласа упало сердце. Наверняка это жилище кузнеца!
Теламон спешился и приказал воинам развязать пленника. Потом обратился к рабам:
– Скажите хозяину, что я желаю говорить с ним.
Те приложили пальцы к губам и покачали головами.
– Господин, они все немы, – пояснил один из воинов. – Кузнец берет к себе только тех, кто лишен дара речи.
Гилас совсем забыл про эту подробность. Мальчика передернуло. Что же теперь с ним будет?
Воину, видно, пришла в голову та же мысль.
– Господин, вряд ли кузнец согласится…
– Что прикажу, то и сделает, – отрезал Теламон.
Но сын вождя весь взмок от пота.
Один из рабов подбежал к дереву и стал бить в висевший на ветке медный барабан.
Стук молота затих. Из хижины вышел мужчина и зашагал к ним. Крепкого сложения, с широкими плечами и мускулистыми руками, покрытыми ожогами. Кожаный передник призван защищать кузнеца от жара печей. Темная борода подстрижена коротко, волосы до плеч, голову обхватывает пропитавшийся потом ремешок из сыромятной кожи. Верхней части лица не разглядеть: ее скрывает кожаная маска.
Теламон кивнул в знак приветствия.
Кузнец едва заметно наклонил голову в ответ.
– Мастер, – произнес Теламон, стараясь говорить властно и вместе с тем уважительно, – вот беглый раб. Возьми его к себе в кузницу. С остальными его держать нельзя, иначе посеет смуту.
Сквозь прорези в маске кузнец устремил пристальный взгляд на Гиласа. Что-то буркнул и направился обратно в кузницу. Видно, хотел сказать, чтобы Гилас следовал за ним.
Тот рискнул посмотреть на Теламона. Но бывший друг уже сел в седло и поскакал прочь. Интересно, устроит он Гиласу побег или на помощь нечего и надеяться?
– Сюда, – проворчал кузнец.
Растирая затекшие запястья, Гилас последовал за новым хозяином в кузницу.
Его сразу обдало жаркой волной. Странный сладковатый запах сырого металла неприятно напоминал о свежей крови. На невысокой платформе каменный очаг, в котором горит уголь. Еще массивный каменный блок и мехи из сыромятной кожи с почерневшими глиняными соплами. Рядом сложены стопками бронзовые слитки в локоть длиной. В кузнице лежат горы наконечников для стрел и копий, а также ножей и кинжалов. Все изделия отливают розовым, как и подобает свежей бронзе. На верстаке разложены каменные формы, молоты, резцы. Рядом – тарелка сушеных анчоусов, сыр и приоткрытый мешочек с листьями.
В памяти Гиласа что-то промелькнуло. Он уже видел такой мешочек, но где и когда?
Кузнец взял костяную чашу, зачерпнул воды из ведра и сделал пару глотков.