– Может, такова воля богов…
– Только трусы ищут себе оправдание. Нет, за нож схватился я. И кровь брата пролил я. Вот только «пролил кровь» – слишком красивое выражение. В убийствах ничего красивого нет, Блоха. Когда убиваешь человека, чувствуешь, как твой нож вонзается в его плоть. Слышишь хрип и стоны, чуешь запах страха, когда жертва понимает, что умрет. А потом – этот застывший взгляд. Только тогда в полной мере осознаешь, что натворил, и содрогаешься от ужаса. Но слишком поздно: ты отнял жизнь и назад ее не вернуть.
Акастос прикрыл рот ладонью. Гилас заметил, как дрожала его рука.
– Иногда они являются мне во снах, – прошептал Акастос. – У них лицо моего брата. Кровь течет из его глаз. Брат разъярен. Винит меня в своей смерти.
Акастос надолго замолчал. Наконец сказал:
– Зря я тебя тут держу, Блоха. От меня одни беды.
– Я остался жив только благодаря тебе! Вот только… зачем ты приплыл на Талакрею? Говорят, Вороны поклоняются Злобным. Выходит, духи мщения совсем рядом. Как же ты тут живешь?
Акастос окинул Гиласа оценивающим взглядом. В светло-серых глазах сомнение. Решает, что открыть, а о чем умолчать.
– Четырнадцать лет я провел в бегах. Давно еще дал обет: в своей жизни я должен сделать две вещи. Все остальное не важно. Я поклялся уничтожить кинжал Короносов и сделать так, чтобы дух брата обрел покой. Ради этого готов на что угодно. Даже стать добычей Злобных.
Со скал уже доносились крики чаек. Запряженные волами повозки с грохотом ехали от угольных ям. В кузницу проникли красные рассветные лучи и осветили изможденное лицо Акастоса. Казалось, он разом постарел на десять лет.
Гилас обдумывал все, что узнал от Акастоса. Наконец спросил:
– Зачем ты мне все это рассказал?
К удивлению мальчика, Акастос одобрительно кивнул:
– Молодец, в правильном направлении рассуждаешь.
– Так зачем?
– Может, тебе это покажется странным, Блоха, но что-то мне не хочется выдавать тебя Креону. Он тебе выпустит кишки, как свинье. Но если будешь мешать, другого выхода не останется. Теперь ты знаешь, что я задумал. Будь другом, не мешай.
Не дав Гиласу ответить, Акастос встал и вышел из кузницы. Мальчик подбежал к дверному проему и посмотрел ему вслед. Бесприютный бродяга Акастос опять превратился в кузнеца Дамеаса. Вот он идет проверять, достаточно ли в печах зеленой руды и угля. Акастос оглянулся. Его взгляд лучше всяких слов говорил: «Мои откровения ничего не меняют. За работу!» Потом Акастос надел маску и скрылся из вида.
Подбрасывая топливо в огонь, Гилас размышлял: как же Акастос вынес все, что на него свалилось? Большинство тех, кого преследуют Злобные, сходят с ума в первый же год. Но Акастос продержался уже четырнадцать лет.
Снаружи послышались шаги. Гилас обернулся, ожидая увидеть кузнеца. Но на пороге остановился не он, а какой-то незнакомый раб. Молодой человек весь в поту, глаза вытаращены, будто у вспугнутого зайца.
– Послание от господина Теламона, – с трудом переводя дыхание, прошептал раб. – В полночь. Здесь.
– Здесь? – удивился Гилас.
– Под скалами будет ждать лодка. Господин Теламон знает путь к Морю.
– Стой! Больше он ничего не сказал?
– Я передал все, что велено, – буркнул раб и поспешил прочь.
У Гиласа от таких новостей голова пошла кругом. Но обдумать их мальчик не успел. В тридцати шагах от кузницы под терновым деревом его ждали два человека: высокая женщина с белой прядью в волосах и диким пылающим взглядом, а рядом с ней – Пирра.
Глава 30
– Как я рада, что ты нашел Разбойницу! – воскликнула Пирра.
Опустилась на колени и потерлась лбом о лоб львенка.
– Не я ее нашел, а она меня, – поправил Гилас.
Мальчик и девочка улыбнулись друг другу.
Львица подняла голову и лизнула девочку в щеку шершавым языком. Гилас тоже опустился на колени и потянул за веревочку плетеный мячик. Разбойница прыгнула на игрушку.
Гилас затемнил волосы при помощи угля, но с некоторых прядей черный слой уже сошел. А еще Пирра в первый раз видела Гиласа таким мускулистым. Девочка порадовалась, что львиный коготь по-прежнему висит у него на груди. А вот рубцов на спине Пирра не заметила и вздохнула с облегчением.
– Боялась, кузнец тебя высечет, – проговорила она.
Гилас глянул на нее:
– А я боялся, что заблудишься и до деревни не дойдешь.
– Дорогу нашла, но Хекаби вызвал Креон, а без нее стражники на горном кряже меня не пропустили. Пришлось ждать, пока не вернется. Я вся извелась! Гадала, где ты и что с тобой.
Мальчик погладил Разбойницу.
– Все-таки до чего я рад тебя видеть, Пирра!
– Я тебя тоже.
Девочка заправила волосы за уши, но вспомнила про шрам и поспешно отвернулась.
– Зачем ты его прячешь? – тихо спросил Гилас. – Твой шрам – часть тебя.
Пирра залилась краской:
– А жаль. Пробовала мазать его волшебной грязью, но не помогло. Даже попросила у Меропса толченую серу, но толку никакого.
Тут Пирру досада на себя взяла. У нее мало времени, а она про свой дурацкий шрам рассуждает! Хекаби скоро надоест стоять под терновым деревом.
Пирра произнесла:
– Ей надо с тобой поговорить.
Гилас сразу насторожился:
– О чем?
Пирра запнулась:
– Я… я ей рассказала о пророчестве Оракула. Хекаби хочет…
– Ты ей рассказала, кто я?!
– Гилас, дослушай. Хекаби ненавидит Воронов не меньше, чем мы с тобой. Она хочет выкрасть кинжал.
Гилас вскочил и встал за кузнечным горном, будто хотел возвести стену между собой и Пиррой.
– Забыла, что я тебе сказал на Горе? – произнес мальчик, не глядя Пирре в глаза. – Теперь мне нет дела до кинжала.
– Не верю.
– Зря. Это чистая правда.
Пирра встала напротив Гиласа. Огонь между ними шипел, воздух подрагивал от жара.
– Просто выслушай ее, и все.
– Нет, это ты меня выслушай.
Мрачно нахмурившись, мальчик не сводил глаз с горевших угольев.
– Теламон устроит мне побег, – тихо произнес Гилас.
Пирра так и ахнула.
– Теламон? – переспросила девочка. – Ворон? Внук Короноса?
Гилас вздрогнул, будто от удара.
– Он давно мог меня выдать, но не сделал этого.
