«А теперь попробуй ты. Лезь за мной. Я тебя выведу наверх».
Гилас с трудом поднялся на ноги и двинулся вперед.
Глава 38
С каждым шагом Пирра по щиколотку погружалась в мелкий черный пепел. Потом скользнула вниз по темному душному туннелю.
Девочка повторяла себе: Гилас вполне может быть жив. Фаракс ведь не убил его. А если кинжал сумел зацепиться за камень, мальчику такая задача уж точно по плечу. Гилас ведь горец, а такие откуда угодно выкарабкаются…
– Теламон, не отставай! – рявкнул Фаракс где-то впереди.
– Это все девчонка! Из-за нее ползем как улитки! – откликнулся шедший позади Теламон. – Может, бросим ее и дело с концом?
– Нет, – холодно возразил Фаракс. – Она ведь дочка Верховной жрицы, а значит, кефтийцы за нее дорого заплатят.
– Да уж, то еще сокровище, – буркнул Теламон.
После схватки возле жерла он стал мрачнее, угрюмее. Казалось, прежний мальчишка сгорел в пламени Горы.
Обыскивать Пирру они с Фараксом поленились. Обсидиановый нож по-прежнему привязан к ее бедру. Но лезть за ним опасно: заметят. Для Фаракса Пирра всего лишь вещь, которую можно использовать по своему усмотрению. А будет доставлять слишком много хлопот – глазом не моргнув, перережет ей горло.
Они с Теламоном поднялись на Гору одни. Наверное, скрывают от своих людей, что кинжал украден. А теперь Фаракс сжимает рукоятку в кулаке. Ворон шагает уверенно, презирая опасность. Рискованный спуск для него – просто еще один повод себя показать.
Наконец рассвело, но такой зари Пирра в жизни не видела. Утро не пробудилось на востоке – там, где встает Солнце, – а осветило сразу все небо воинственным алым сиянием.
Нет, на этот раз Талакрее не уцелеть.
Новый день родился в пелене ярости и прожил недолго. Пепел, вылетающий из Горы, заволок Солнце гигантским покрывалом. Гилас сам не знал, сколько времени скачет через призрачно-серые сумерки.
Мальчик летел вперед, прижавшись щекой к напряженной шее лошади. Несмотря на усталость, мысли больше не путаются: стоило выбраться из жерла, подальше от ядовитых испарений, и в голове сразу прояснилось.
Жаль, что дух Разбойницы больше не с ним. Она помогла ему вылезти из жерла и спуститься по горному склону к зарослям, а потом исчезла в облаке искр. Вскоре после этого Гилас услышал испуганное ржание и нашел коня, которого они с Пиррой увели. Поводья зацепились за корень, и высвободиться сам конь не мог.
Наконец Гилас доскакал до перешейка и остановил лошадь. Вокруг царила неестественная тишина: все стражники разбежались. Спрыгнув с коня и намотав поводья на руку, Гилас пошел осматривать их лагерь. Отыскал бурдюк с водой и с жадностью отпил несколько глотков. Остальное вылил в поилку для лошади.
Гилас споткнулся о стражника: тот раскинулся в пыли, из живота торчала рукоятка ножа. Видно, убили в суматохе. Гилас выдернул оружие, вытер лезвие о тунику покойного и сунул за пояс. Задабривать разгневанный дух этого человека нет времени. А преследования можно не бояться: в таком тумане призрак потеряет его в два счета.
Мальчик поскакал к перекрестку. Повсюду следы поспешного бегства, но людей не видно. Неужели все уплыли? Выходит, Гилас остался на Талакрее один? И тут в сером тумане он разглядел фигуры, бегом спускавшиеся от крепости Креона. А вот и еще люди. Они бегут от шахт. Где же Разбойница? А Пирра? Что с ней сделал Фаракс: убил на Горе или забрал с собой?
Вдруг земля взревела, и дорогу зигзагом рассекла длинная широкая трещина. Лошадь истошно заржала, сбросила седока и скрылась в тумане.
Гилас поднялся, потирая ушибы. Дорога ведет на север: должно быть, к деревне. Если пойти по ней, возможно, удастся сесть на лодку. А на юг ведет другая дорога. Она тянется мимо шахт, к берегу. Если Пирра жива, Фаракс повел ее туда.
Гилас перепрыгнул через трещину и зашагал на юг.
На берегу царит хаос. Ярость Сотрясателя Земли вырвала из западного склона огромный кусок и швырнула в Море. Кузницы больше нет. Оставалось надеяться, что Акастос успел убежать.
От пепла морская вода стала густой. Песчаный берег усыпан рухнувшими камнями. Люди в панике рвутся к причаленным кораблям и лодкам. Вот в гавань выходят три судна, доверху забитые воинами. В одной из рыбацких шлюпок Гилас заметил Хекаби. Должно быть, деревенские стараются вывезти с острова всех, кого могут. Далеко в Море Гилас разглядел великолепный корабль с надувшимися черными парусами. Коронос и его семейство спасают свою шкуру, а судьба простолюдинов их не волнует. Гилас мысленно взмолился: только бы взяли с собой Разбойницу!
Дальше по берегу кто-то прокричал:
– Блоха! Блоха! Иди сюда!
На мелководье покачивался маленький, потрепанного вида корабль, полный сбежавших рабов. Перифас поманил Гиласа рукой.
– Блоха! Скорее!
– Не могу! – прокричал в ответ Гилас. – Я должен найти Пирру!
– Какую еще Пирру? Давай садись, нет времени ждать!
Гилас бежал по берегу, огибая повозки, ослов, людей. Пирры нигде не видно. Тут ветер прорвал прореху в облаке пепла, и прямо перед Гиласом вырос корабль. Мальчик потрясенно уставился на нос в форме птичьего клюва и огромный нарисованный глаз. Откуда на Талакрее взялось кефтийское судно?
На палубе Гилас заметил молодого человека с бритой головой и подведенными черными глазами. Тот что-то кричал гребцам. Гилас узнал Усеррефа, раба-египтянина. Хотел было окликнуть его, но тут в мальчика кто-то врезался, да так, что Гилас упал на ящик.
Ящик взвыл. Да это же Разбойница! Клетка перевернута, маленькая львица едва жива от испуга, но цела и невредима. Вороны притащили ее на берег, а потом бросили.
– Я здесь, – успокаивающе произнес Гилас.
Поставил клетку ровно и просунул пальцы между прутьями. Перепуганная малышка замяукала и потянулась к мальчику, пытаясь облизать его руку.
– Это я, теперь с тобой ничего плохого не случится, я тебя выпущу.
Гилас уже достал нож, собираясь разрезать прутья, но тут задумался. Если освободить Разбойницу сейчас, только он ее и видел: умчится во весь опор. Больше Гилас ее не поймает. Так и будет бродить одна по острову, пока Талакрея не взлетит на воздух.
Гилас с тревогой покосился на кефтийский корабль, потом снова повернулся к Разбойнице. Сердце сжалось. Маленькая львица никогда не поймет его поступка. Решит, что Гилас, как и Вороны, обрекает ее на жизнь в неволе. Но тут уж ничего не поделаешь: иначе ее не спасти.
