Года идут, но Джеймс Каннингем не меняется. Он всегда был таким. Говорил громко, нес что в голову придет, ржал как полный придурок - в голос, не скрывая ни радости, ни злости. Словно купец или мастеровой, не родовитый аристократ, чью предки служили еще королям Древней династии
Пожалуй, в душе лорд Фицбрук даже немного завидовал непосредственности друга.
- Слышал, ты взял Виксенского душителя. Громкое было дело.
- Взял, - Рой скривился и коротко кивнул.
- Что?!
- А…
- Это была дерьмовая история, - коротко пояснил Рой в ответ на вопросительно приподнятую бровь. - Не из тех, которыми хочется делиться за семейным обедом.
Инквизиторы в чем-то подобны врачам, у каждого есть свое личное кладбище. Те, кого мог спасти, но не спас. Ошибся, не учел, не рассчитал.
Друг подарил взгляд - слишком понимающий и взрослый, он казался неуместным на румяной физиономии. И снова натянул ухмылку, как привычную маску.
- А ты изменился. Стал таким же важным и скучным, как стариканы с Мэрисон-сквер.
Джеймс расхохотался.
Лорд Фицбрук уже открыл рот, чтобы отшутиться, когда служебный артефакт на шее Джеймса тревожно мигнул - два желтых и один красный. Рой подобрался, наблюдая за тем, как дурашливая гримаса сползает с лица однокашника, взгляд становится хищным и острым.
Это была еще одна удивительная особенность младшего Каннингема - умение мгновенное превращаться из рыхловатого громогласного весельчака в волка - стремительного и хищного. Порой лорд Фицбрук задавался вопросом какой из двух Джеймсов настоящий.
- Похоже на то, - пробормотал Джеймс. - Желто-красный код в “Веселой фее”.
- Но-но! - Джеймс нарицательно поднял палец. - Не употребляй подобных слов перед мамашей Глэдис, или разобьешь ее любвеобильное сердце! “Веселая фея” не какой-то там вульгарный бордель, это храм! Храм роскоши и неги, где царят прекрасные пери, а мужчина может отдохнуть душой и телом.
Но Рой заколебался. Представил тяжелую ночь в отеле, когда лежишь на роскошной кровати тщетно пялишься в потолок, не в силах уснуть. А если и уснешь…
После виксенского дела господина старшего инквизитора мучили кошмары. От них спасала только работа. Вымотаться так, чтобы не оставалось ни мыслей, ни воспоминаний.
Ни снов.
На беду лорда Фицбрука начальство и врачи упорно не желали этого понимать. По этой причине он и оказался в Арсе. “Город у моря, дел по нашему ведомству немного. Считай на курорт отправляем”, - напутствовал штатный коновал, а Рой еле сдерживался, чтобы не заорать этому идиоту в лицо, что ему не нужен курорт, что безделье - его второй злейший враг после памяти.
***
“Найдется работа по профилю? Поумерьте аппетиты, ваша милость, вам же обещали, что отправят на курорт”, - примерно такие ядовитые мысли крутились в голове Роя часом позже, пока он с бесстрастным лицом выслушивал жалобы потерпевшего.
Рыхлый мужчина то ныл, то громогласно негодовал. Посылал проклятья в сторону обчистившей его “наглой шлюхи” и обещал “стереть этот вертеп с лица города”. На каждой подобной угрозе мадам Глэдис бледнела и переглядывалась с зеленокожим громилой, а Джеймс мученически закатывал глаза к небесам, словно вопрошая за что ему все это.
Дело не стоило огрызка от яблока - какая-то шлюха ограбила клиента и сбежала. Высокий приоритет вызов получил исключительно из-за суммы похищенного и личности потерпевшего. Эмиль Бурджас - важная шишка в местном городском совете. Узнав начальника полиции он вцепился в Джеймса, словно клещ, требуя, чтобы тот лично курировал сверхважное дело о похищении двух сотен либров.
В глазах Джеймса впервые мелькнуло слабое подобие интереса. Он хрустнул пальцами и приказал:
- Точно говорю: она в поезде, - Джеймс потянулся и зевнул. - Отправлю сообщение коллегам в Тавру, пусть встретят завтра утром нашу птичку. Ну что, - он хлопнул Роя по плечу. - Пойдем выпьем, дружище? Отметим спасение города от страшной угрозы - вооруженной стулом проститутки. Я знаю неплохой бар поблизости.
- Разумеется нет, господин! Я… просто не помню, - глазки мадам тревожно забегали. - Надо поднимать архивы.
- Поднимайте.
Джеймс плюхнулся на диван, закинул ноги на кофейный столик и раздраженно уставился на друга.
Время приближалось к трем часам ночи, Рой начал клевать носом и, чтобы отогнать усталость, потянулся к лежащему на столе альбому в кожаном переплете.
“Даяна”.
Джеймс по-своему истолковал его замешательство.
- Что понравилась девчонка? - он перегнулся, заглядывая в альбом и присвистнул. - А хороша-а-а… Я бы взял.
Джеймс пожал плечами:
- Пробралась зайцем или купила билет с рук. Не важно, пока маяк на девке, мы ее не потеряем.
Встреченная на вокзале девушка прекрасно говорила по-эндалийски и отнюдь не выглядела неграмотной дикаркой, каковой ее описывала мадам Глэдис. Даяне хватило ума не только ограбить и скрутить Бурджаса, но и сбежать с добычей, выиграв несколько часов форы.
Глава 4. Не спать!
Вот оно! Мне нужен дилижанс!
Не лучший выбор для того, кому надо сбежать как можно быстрее. Они медленные, неудобные, останавливаются у каждого столба. А еще не ходят по ночам.
Чтобы не слоняться по темным улицам, привлекая к себе внимание, я снимаю комнату в ближайшей ночлежке. Портье с жуликоватой рожей, в родне которого явно потоптались гномы, показывает похожую на пенал каморку с продавленным матрасом на полу и объявляет:
- Двадцать ассов.
Я возмущенно упираю руки в бока.
Озираюсь в поисках зеркала, чтобы понять, что со мной не так. Портье снова усмехается.
Я протягиваю ему две монеты. Это сто ассов, впятеро больше, чем стоит комната.
- Достаньте мне саквояж, шляпку с вуалью и кувшин воды.
Слишком красива, чтобы остаться незамеченной в толпе.
Спать я не собираюсь - слишком опасно. Да и не усну, адреналин кипит в венах. До рассвета не больше пяти часов, в дилижансе отосплюсь.
Когда отрываюсь от щербатого глиняного края, портье подвигается ближе и дарит многозначительную улыбку.
Горло перехватывает от острого желания, я стискиваю кулаки так, что ногти впиваются в ладони.
- Нет! - это звучит слишком резко, и портье снова улыбается - так понимающе, что мне хочется зарычать. - Это все, спасибо.
Я умерла в своем мире? Да, несомненно. Угодила под поезд по собственной глупости. Но… мне же полагалось еще тридцать два года жизни!
“Учится, - шепчет память. - В Таврийской академии магии, на четвертом курсе”
