Вокруг висели пыльные шторы и горшки без цветов, громоздились какие-то мешки и кучи, прикрытые желтыми газетками. На стене мутно отблескивало зеркало – прямо напротив стола, отражая всё его изобилие. Казалось, в этой комнате и еда должна быть пыльной и мутной, как в зеркале, а не чистенькой и аппетитной, как на самом деле.
Было ясно, что просто так плюхнуться и набить рот не получится: нужен какой-то этот, как его, этикет. Этикет для мальчиков, этикетка для девочек… Тьфу, всякая шелуха лезет в голову!
– Что тебя рассмешило? – лазеры снова уперлись в него.
– Ничего! Просто… ну… (давай, придумывайся быстрей!) …увидел, как много всего, и… и… благодарен вам. Вот.
– Ты можешь говорить то, что думаешь, – сказала она и впервые улыбнулась сама. Не зло, но и как-то жутковато. – Садись, не стесняйся. Тебе чай сразу налить или потом?
– Срафу! – заявил Саня: его рот уже был набит ветчиной, круассаном, виноградом и чесночным соусом.
– Срафу так срафу, – улыбнулась она еще жутче. Саня не улыбался, а работал челюстями. И зазеркальный Саня тоже работал ими, еще и головой тряс, чтоб побыстрей. Наверно, зеркало специально поставили тут, чтобы видно было, как ты ешь – как человек или как хрюндель.
Интересно: это так кажется, что картинка в зеркале немного подвисает, как видео на ютубе? Или оно просто мутное, не мыли с Куликовской битвы…
Манекены, вдруг вспомнил Саня. (Он и не забывал на самом деле, просто в голову лезло всякое другое.) Эта бабуленция что-то о них знает. И боится их.
Сударыня налила ему чаю из старинного чайника с отколотым краем.
– А вы, – начал Саня, когда во рту освободилось немного места, – вы же знаете, кто эти… ну, вот эти…
– Запивать вредно, – сказала она с той же улыбкой. – Это старики глотают, как удавы, а у тебя вон сколько зубов!
– Ну блин же, – начал было Саня, но она перебила:
– Не суетись. Достаточно того, что понятно без слов. Будет необходимость – узнаешь больше. Но только если будет необходимость…
Она уже не улыбалась. Наоборот, стала вдруг серьезной, даже грустной.
Сане не было понятно ничего, кроме того, что ему заткнули рот. Он обиженно набил его бисквитом с колбасой (молчать, так хоть с пользой).
Какое-то время были слышны только вздохи и чавканье. Саня старался, конечно, потише, но всё равно это нереально, когда столько всего, а ты не завтракал.
Впрочем, и молчать было нереально.
– Прикольненький чемодан, – сказал он, когда немного наелся. – А что в нем? Если не секрет?
– А если секрет? – подняла брови Сударыня.
– Ну… ясно. Любопытная Варвара, право на приватность, всё такое, – кивнул Саня. – Уважаю.
– А мне кажется, обижаешься, а не уважаешь. – Она снова улыбнулась.
– Когда кажется, это хорошо. Фантазия работает, значит. Ну… спасибо, что ли. – Он встал. Нехорошо всё-таки объедать бабульку. – То есть просто спасибо.
Блин, это кажется ему, или зазеркальный Саня встал на полмгновения позже?
– Просто на здоровье, – кивнула Сударыня и тоже встала.
Хоть бы уговорила съесть что-нибудь еще, подумал он. А, ну его. Всё равно она нормальная. Хоть и стрёмная.
– Пойду тогда, – Саня отошел к выходу. – Э-э-э… ну, и это… рад был познакомиться. – Он улыбнулся, – Сударыня.
– Знаю. И я рада, – почему-то грустно сказала она. – Прощай, рыцарь Александр. Дверь открыта, просто захлопни.
– Угу… угу…
Обалдевший Саня угукал и кивал, как филин, открыв рот, и пятился к выходу, опрокидывая пыльное барахло.
И потом, когда брел по темной, как погреб, лестнице, продолжал кивать и угукать.
Он даже не заметил, как странно с ним попрощались. Не это было темой дня: Саня готов был клясться своим пятнадцатым айфоном, что вместо Сударыни в зеркале отражалась молодая девушка.
Глава 3, в которой встретятся два одиночества
«Маленькие трагедии», говорите?.. Понедельник – вот настоящая маленькая трагедия! Или немаленькая, если выходные прошли как надо. Или даже наоборот: чем хуже выходные, тем трагичнее понедельник. Потому что, когда даже такой никакой отдых кончается, – это жуть просто. Это мрак, аут и трындец…
Саня и правда был какой-то злой сегодня. Хоть бы не поцапаться по новой с Лёхой, только помирились же. Главное – не заводиться и никого не слушать. Особенно девчонок.
– Пиковая дама, Пиковая дама… – шуршали они в углу. Вот как тут не злиться, а? Стоят такие, показывают, типа «мы давно повырастали из этого детского сада, просто это же ах какая милота…».
И тут Саня замер, не дойдя до своего бункера № 666. На передней парте, там, где почти всегда было пусто, сутулилась спина в свитере. Яна.
Кажется, этот понедельник будет не такой уж и трагедией.
Прикольно, но она повернулась к девчонкам и слушала про Пиковую даму.
– Так ты типа не веришь? – пристала одна к другой.
– Ну не знаю… Увижу – поверю…
– Да или нет?
– Ну не знаю…
– Да или нет?..
– Данетки тут нерелевантны, – вдруг сказала Яна. Кажется, кроме Сани ее никто не слышал. – Это скорее…
Тут она выдала кучу таких длинных и непонятных слов, что Саня в жизни не запомнил бы ни одного из них, не то что все вместе. Даже девчонки притихли.
– Чего-о? – переспросил Костя Бегемотный. (Вообще он был Василенко, но разве можно человека, который вместо «трехмегабитный» сказал «трехбегемотный», называть как-то иначе?)
– Если проще, то…
– Да, вот лучше проще.
– …то такие легенды, вроде Пиковой дамы, невозможны в евклидовом мире, но теоретически возможны при нарушениях детерминации. Любая из альтернативных вероятностей замкнута, но если их взломать и создать контакт, смешение, тогда возможна квантовая детерминация, в которой теоретически может материализоваться любой виртуальный продукт или даже желание. Раньше это называли магией. Любая магия может быть следствием такого взлома, совершенного в какой угодно вероятности. Грубо говоря, появляются спайки между ними, образующие свои собственные детерминации, где что угодно может следовать из чего угодно…
Да уж. Вот не сказал бы Саня, что это проще. Вот не сказал бы.
Народ сочувственно переглядывался, и он тоже чуть было не переглянулся с Лёхой, закатившим глаза. Но всё-таки сдержался.
– Ты веришь в ма-агию? – протянула Муся Три Извилины. Яна пожала плечами.
Всё-таки ее уважали. У любого гения бывают причуды, без них гений не гений, а так, китайская подделка. Так что народ не сильно умничал; тем более – вошла зарублитша и ровно через минуту двадцать три секунды начался титанический урок.
