* * *
Не знаю, магия это или особое свойство Владыки, но в своей башне я точно знаю, один я здесь или нет. В этот раз у меня даже мурашки побежали от чужого присутствия. А пальцы сами взялись за рукоять кинжала, взятого из Казны.
— Добрый вечер, Ваня.
Голос невозможно было не узнать.
— Здравствуй, моя госпожа!
Я низко поклонился. Калькуара улыбнулась мне в ответ. Она стояла возле книжных полок и что-то крутила в руках.
— Извини, решила посмотреть на эту вещицу без спроса.
Подняв руку, она показала мне браслет, привезённый из поездки к оркам. Зеленокожие мастерски работают с серебром, создавая потрясающие вещи. Увидев эту красоту, я не смог удержаться и выторговал украшение у мастера-кузнеца.
— Тебе уж точно можно.
Калькура повертела драгоценность в пальцах, рассматривая узор.
— Ваня, ты знаешь традиции? — она пристально посмотрела на меня. — Хотя нет, откуда тебе.
Я развёл руками. Ну да, мумий редко такое рассказывает, считая приметы и обычаи предрассудками.
— Браслеты на помолвку положено дарить парные.
— Одинаковые?!
Ну, попал! Где брать второй? Срочно искать ювелира, готового повторить работу? Или снова ехать к оркам?
— Нет, — Калькуара рассмеялась, — успокойся. Среди тёмных симметрия не ценится.
Фух, успокоила.
— А чтобы тебе совсем хорошо было, — продолжила она, лукаво прищурясь, — у меня есть кое-что.
С ловкостью фокусника Калькура вытащила из воздуха второй браслет.
— Держи. Когда-то он принадлежал твоему предку, лет семьсот назад. Он всё собирался сделать предложение одной особе, тянул, раздумывал, прикидывал. Пока светлые не пришли. Очень печальная история.
— Да уж.
— Так что, ты бы не тянул, Ваня. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы откладывать важные вещи. Тем более, когда кое-кто ждёт того самого шага.
Она подмигнула мне, положила оба браслета на полку и растаяла в воздухе.
* * *
Но весь следующий день мне было не до личной жизни. Рано утром, ещё в сумерках, к мосту через канал подъехали трое всадников. Низеньких, бородатых и очень хмурых. Уру-Бука, заранее предупреждённый мумием, отвёл гостей в специальный домик у подножия замковой горы, и бросился будить меня. Впрочем, я уже был на ногах — свеж, бодр и готовый торговаться с гномами.
— Не штоит им верить, — Уру-Бука был настроен скептически, — обяжательно обманут, поджемные нелюди.
— Спокойно, Бука, не надо так переживать. Никто им доверять на слово не будет. Никаких авансов, только по факту.
Но орк хмурился и качал головой.
— Не верю я им, Владыка. Мы, орки их давно жнаем. И вшегда обманывали, гады!
— Тебя или вообще?
— Вообще. А меня — никогда. Вшегда я их обманывал!
— Ты?!
— Ага. Я же жнаю, что они поштараютшя надуть, и штаралшя первым ушпеть.
— Знаешь, Бука, я думаю, что гномы тоже считают орков жуликами.
— А наш-то жа что? — орк искренне удивился. — Это они обманщики! А мы только жащищаемшя.
Мне оставалось только вздохнуть. Нет, не буду я лезть в сложные взаимоотношения двух народов, а то останусь виноватым у обоих. Пусть разбираются сами, кто там мошенник и плут.
Я собрался, и мы с Уру-Букой выдвинулись на переговоры. Казну я дёргать не стал — мешочек с драгоценностями она отдала ещё вечером, а перед долгой беседой неплохо было бы проветрить голову. Мы спустились по винтовой лестнице, прошли через дворец и выбрались во двор замка. Тут-то меня сюрприз и поджидал.
— Владыка! Разрешите, я таки пойду с вами?
Мошуа, вырядившийся в цветастый наряд, так что стал похож на попугая, чопорно поклонился. Мне чуть дурно не сделалось — жёлтые штаны, красная куртка, ядовито-кислотный галстук и ярко-голубая шляпа.
— Эм… Зачем?
— Я сейчас вам таки всё объясню. Ви же на переговоры с гномами? Ой, только не спрашивайте, откуда я знаю! Так вот, ви будете торговаться, а я вам помогать. Ви же знаете, как я могу торговаться! Это же песня песней и ещё маленькая частушка. Заметьте, я делаю это от всей души и даже не попрошу свой процент. Никакого гонорара, исключительно чтобы ви улыбались и радовались жизни.
— Мошуа, вот ни в жизнь не поверю, что вы предлагаете от душевной доброты.
— Ви мне не верите? — гоблин очень реалистично возмутился.
— После общения с вашим народом я вывел одно правило. Если не видишь выгоду гоблина, значит тебя обувают. Так ведь?
Портной изобразил обиду, но не слишком похоже.
— Ви таки можете мне не доверять, но я действительно хотел сделать вам приятное.
— Бери его, Ваня, — к нам подошёл усмехающийся мумий, — там действительно нет финансового интереса. У гоблинов к гномам давний счёт за отжатую гору и невыплату процентов по старинному займу. Можно сказать, дело чести.
— Да! — взвился Мошуа. — Они нам всем должны и не признают! А гора, между прочим, была нашим священным местом. И если наш прародитель что-то там подписал, то исключительно потому, что ему в кубок что-то подсыпали. Он вообще по гномьи читать не умел. Пусть покажут эту бумагу!
— Тише, — я выставил ладонь и заставил гоблина замолчать, — эти переговоры слишком важны, чтобы вы там сводили старые счёты и требовали свои деньги.
— О своих деньгах я не скажу ни слова, — Мошуа сложносочинённо поклонился, сняв шляпу и размахивая ей во все стороны, — только о ваших делах. Моя цель — помочь вам получить как можно более выгодные условия, и только. Если с моей помощью гномы не получат лишнюю монетку — это будет достаточной местью.
Мумий толкнул меня в бок и сделал знак, чтобы я соглашался.
— Ладно, — я махнул рукой, — возьму вас с собой. Будете мне должны один костюм.
Мошуа чуть не задохнулся от возмущения, но тут же одёрнул себя.
— Владыка, — он ещё раз поклонился, — честное слово, когда ми вернёмся, я напишу письмо нашим старейшинам. Пусть выдадут бумагу, что ви таки не “почётный”, а самый настоящий гоблин.
— Это комплимент, Ваня, — заржал мумий, — гордись.
— Ещё слово, и вы пойдёте на встречу с гномами вдвоём. Всё, двигаемся! Устроили, понимаешь ли, представление. Хохмачи. Кстати, Мошуа, зачем вы так вырядились?
Старый гоблин ухмыльнулся:
— Чтобы нашим бородатым гостям жизнь мёдом не казалась. Пусть мучаются, глядя на меня.
Ох уж эти старинные обиды! Ладно, пусть развлекаются, если нравится.
* * *
Стоило консервативным гномам увидеть Мошуа, как их чуть удар не хватил. Самый молодой, с бородой заплетённой в косички, схватился за сердце и растёкся на стуле. Средний, с толстой золотой цепью на шее, покраснел как помидор и принялся сверлить гоблина взглядом. И только самый старый, убелённый сединами, гном, усмехнулся в усы и кивнул.
