Караульный тяжело вздохнул и насупился, сосредоточенно разглядывая монету. О скупости королевы в народе ходили анекдоты. Она вечно задерживала жалование слугам, отчего многие, не выдержав тягомотного ожидания, сбегали. Герцог предполагал, что мать намеренно тянет время, чтобы заплатить лишь самым терпеливым.
– Если тебя выгонят, можешь прийти ко мне, я возьму тебя на службу, – добавил он, заметив, что стражник все еще колеблется.
Он не стал говорить, что вряд ли позволит Диккону охранять ворота, хотя не сомневался, что достойное и, главное, вовремя выплаченное жалованье обеспечит верность стражника.
– Ладно… Насколько я помню, милорд, вы все равно найдете вход, – проворчал тот, громыхая засовами.
– Разумеется. – Роберт добавил еще пару монет. – Вот. Выпей за мое здоровье!
– Непременно, милорд! – повеселел Диккон, а Честер еще раз отметил в уме, что пьянчуге не стоит доверять охрану.
Не дожидаясь, пока ворота полностью распахнутся, герцог въехал во двор, спешился и кинул поводья подскочившему слуге:
– Ожидайте здесь!
Сам прошел в дом.
– Милорд! – мажордом, потревоженный магическим сигналом от ворот, поспешил навстречу.
Честер попросту отодвинул его с пути:
– Где?
В руках снова блеснул золотой.
– В малой библиотеке, милорд!
Мажордом не стал торговаться, получил монету и поспешил удалиться.
Впрочем, Роберту провожатый не требовался. Он много раз бывал в доме матери и легко нашел нужную комнату. Около дверей он остановился, делая вид, что колеблется. Острые коготки процарапали кожу. Крыса, до этого момента тихо сидевшая под воротником, спустилась по руке и мягко спрыгнула на каменный пол. Миг, и зверек, пробежав вдоль стены, юркнул в ближайшую щель между камнями.
Честер проводил его задумчивым взглядом, затем постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.
Королева, облаченная в черное, сидела у окна. Ее волосы были полностью убраны под вуаль, а черты лица казались восковыми.
У ног ее величества на маленьком табурете расположилась фрейлина, читавшая вслух рыцарский роман. Вторая фрейлина сидела поодаль, играя на лютне незамысловатую мелодию.
Звук открывающейся двери заставил их вздрогнуть. Музыка прекратилась, а книга упала на пол.
– Роберт! – Ее величество даже не потрудилась скрыть изумление. – Ты? Как ты попал сюда?
– Сбежал из Сен-Антуана, – мрачно пошутил герцог, подходя к матери.
Он внимательно смотрел на нее, гадая, протянет ли она руку для традиционного поцелуя, но королева только покачала головой.
– Это плохая тема для шуток, к тому же твой сводный брат уже известил меня… – Она опять опустилась в кресло. – Зачем ты пришел?
– Конечно, засвидетельствовать свое почтение, – Честер сдержанно поклонился, как и положено воспитанному сыну, – и забрать то, что принадлежит мне.
– Вот как? – Голос звучал очень ровно. – Что же?
– А разве Вильгельм, когда рассказывал, что я вышел на свободу, не известил, что я женился?
– Я не помню. – Королева пожала плечами. – Кажется, в письме что-то было… кто она?
– Вряд ли вы ее знаете, ваше величество!
– Даже так? Безродная девка – жена герцога Честера? Впрочем, что еще ожидать от тебя…
– Вы говорите о моей жене, матушка! – предупредил Роберт.
– О да… – Королева горько усмехнулась. – Интересно, чем она привлекла тебя…
– Возможно, тем, что не побоялась приехать в Сен-Антуан? – Герцог был сама вежливость. – В отличие от вас…
Королева покраснела и вскочила.
– Предлагаешь мне навещать тебя? После того, что ты сделал? – ахнула Элеонора. Она покосилась на фрейлин, жадно прислушивающихся к разговору. – Подите прочь!
Девушки недовольно поджали губы, но повиновались. Герцог посторонился, пропуская их, лично закрыл дверь и наложил на нее заклинание. Он не сомневался, что девицы приникли к замочной скважине, намереваясь уловить хотя бы несколько фраз. Оставалось надеяться, что и остальные фрейлины присоединятся к этому увлекательному занятию и оставят комнаты без надзора.
– Теперь мы можем поговорить по душам, матушка! – последнее слово он произнес с издевкой.
– Не смей называть меня так! У меня нет сына-убийцы!
Роберт дернулся, будто от удара.
– Вы – моя мать… – тихо произнес он.
– Поверь, я уже не раз пожалела об этом!
Лицо герцога окаменело.
– Охотно верю и готов избавить вас от ненавистных воспоминаний! – Он протянул руку. – Отдайте кольцо!
– Кольцо? – королева прикусила губу.
– Кольцо Честеров. Глава рода дарит его своей нареченной. Отец в свое время отдал его вам, я не требовал его обратно, но теперь настало время передать его моей жене!
– У меня его нет.
– Только не говорите, что вы отдали его ростовщику, как и фамильное колье!
Рубин в ухе полыхнул алым. Кроваво-красные блики заплясали по стенам, затянутым тисненой кожей. Королева побледнела еще больше:
– Откуда?..
– Я знаю про продажу украшений? Они слишком приметны, и ювелир сразу же пришел ко мне. Я их выкупил. Если бы вы обратились ко мне сами, то получили бы больше. – Он усмехнулся, заметив, как омрачилось лицо королевы. Герцог прекрасно знал о жадности матери и теперь старался задеть как можно сильнее. – В любом случае, если кольцо Честеров постигла та же участь, что и рубины, вы продешевили, ведь это только одно из трех.
– Одно из трех?
– Да. Кольцо-гиммель. Третье обычно предназначалось свидетелю бракосочетания. Потом обычай был упразднен, а кольца остались. Сдвоенное всегда носил герцог, а одинарное – его жена. Неужели мой отец не сказал вам этого? – Он пристально всматривался в лицо женщины, которая когда-то родила его. – Ясно. Даже если и говорил, вы забыли.
– Ты смеешь упрекать меня? – вскинулась королева.
– Смею. – Честер смотрел на нее, не мигая. Было видно, что матери очень неуютно под этим тяжелым взглядом. – Вы предпочли выбросить из памяти все, что связано с вашим первым браком. Даже собственного сына. Ведь поэтому вы не пришли ко мне.
– Куда? В тюрьму? – Она хрипло рассмеялась. – Хороша бы я была!
Честер поморщился: смех матери напомнил воронье карканье.
– Почему бы и нет? – Он пожал плечами. – Не думаю, что вам стали бы препятствовать!
– Потому что ты – преступник, Роберт! – Элеонора встала и прошлась по комнате. Остановилась у окна, старательно избегая пристального взгляда сына. – Преступник, убивший моего мужа, короля! Приди я к тебе, в народе поползли бы слухи о невинно осужденном, возникло бы волнение, а Каледонии не нужны смуты!
