– Прошу прощения, – скромно промолвил Гамильтон Бергер.
– Перекрестный допрос, судя по всему, – продолжил судья
Ховисон, – займет весьма значительный период времени, и поскольку мы и так
превысили отведенное нам время, то суд объявляет перерыв до десяти часов утра
следующего дня. Напоминаю членам жюри, что в это время не следует обсуждать
данное дело между собой или с другими и не разрешать обсуждать данное дело в
своем присутствии. Вы не должны формулировать или выражать мнение относительно
виновности или невиновности подзащитной до тех пор, пока дело не будет
представлено вам в законченном виде. Подзащитная будет вновь взята под стражу.
Суд откладывает заседание до завтрашнего утра, до десяти часов.
Судья Ховисон покинул зал заседаний, и одновременно в зале
возник гул голосов. Мейсон повернулся к Виктории Брэкстон:
– Вы дотрагивались до шкатулки с драгоценностями?
– Да. Мне было любопытно. Я спросила о ней Натана. Он провел
меня вниз и открыл секретер. Когда мы возвращались наверх, он оставил ее на
секретере. В то время я одна касалась шкатулки, другие это сделали позже.
– Кто – другие?
– Как же, это Джим и Джорджиана.
– Вы видели, как они дотрагивались до шкатулки?
– Нет, но когда они спустились вниз, Джорджиана спросила
меня, почему шкатулка с драгоценностями Элизабет Бейн не заперта. Поэтому если
они видели ее, то должны были дотронуться до нее. Джорджиана любопытна до
невозможности.
– А Натан Бейн дотрагивался до нее, когда он передавал ее
вам, не так ли?
– Как же, конечно. Я об этом не подумала.
– А кто положил ее снова в секретер? Он?
– Думаю, экономка.
– Словом, старая как мир история, – саркастически заметил
Мейсон. – Каждый в доме дотрагивался до шкатулки, все подходили к секретеру, но
окружного прокурора все это мало волнует, так как ему нужно во что бы то ни
стало доказать вашу виновность. И он сознательно накручивает перед перерывом
эмоции до кульминационной точки, с тем чтобы ощущение вашей виновности
сохранилось у присяжных до завтрашнего заседания. Как бы ни призывал судья
Ховисон к объективности, это ощущение останется. Впрочем, так происходит всегда,
когда доказательством по делу является флюоресцентный порошок. Случай выглядит
таким драматичным, светящиеся кончики пальцев так убедительны, что все теряют
разум. Скажите, а не мог ли Натан Бейн открыть дверь спальни жены, взять
таблетки с блюдца и подложить отравленные?
– Нет… не думаю, по крайней мере, не в моем присутствии.
– Блюдце находилось рядом с дверью?
– Да. Если бы он открывал дверь и заглядывал, он мог бы
подменить, но он не заглядывал. Но не мог ли он подменить их, когда они были у
Нелли Конуэй в том пузырьке?
– Не забивайте себе голову этим, – прервал ее Мейсон, – я
уже думал о такой вероятности и постараюсь раскрутить эту гипотезу при
перекрестном допросе Бейна. Именно сейчас я хочу получить от вас ответ на один
конкретный вопрос: не мог ли Натан Бейн подменить таблетки после того, как
Нелли Конуэй при вас положила их на блюдце рядом с кроватью вашей сестры?
– Нет, это невозможно.
– А когда вы дотрагивались до шкатулки и прикоснулись, таким
образом, к флюоресцентному порошку?
– Это было около пятнадцати минут четвертого утра. Мы сели в
самолет в 1.45 и добрались домой около половины третьего ночи.
– И вы сразу же пошли в комнату Элизабет?
– Совершенно верно.
– Все трое?
– Да.
– Не вешайте носа, – приободрил ее Мейсон, когда заместитель
шерифа взял ее за руку.
– Не беспокойтесь, – ответила она и направилась за
полицейским к выходу для арестованных.
Джим Брэкстон и его жена ожидали Мейсона у барьера,
отделяющего адвокатов и служащих суда от остальной части зала.
Джорджиана первой начала разговор.
– Этот грязный лицемер, – затараторила она, – сидит там с
невинным видом и, что еще хуже, уходит с таким же видом. Я говорила вам, мистер
Мейсон, он… гадина, жирная, мерзкая гадина! Вот кто он такой – гадина.
– Успокойтесь, – сказал Мейсон. – Не стоит так волноваться –
это поднимает кровяное давление.
– Сидит там и лжет, чтобы выкарабкаться. Он сговорился с
этой Нелли Конуэй, и они оба рассказывают басни присяжным, стремясь внушить,
что только Викки могла вручить это лекарство. Мистер Мейсон, вы просто обязаны
что-то сделать, не дать им ускользнуть от ответственности.
– Я сделаю все, что в моих силах, – заверил Мейсон.
– Мы все знаем, кто убил Элизабет. Натан Бейн – вот кто, и
он с этой ведьмой Конуэй состряпал версию, которая на бумаге выглядит без сучка
и задоринки и способна усыпить подозрения членов жюри. Мистер Мейсон, мы-то
знаем настоящего Натана Бейна, он вовсе не такая невинная овечка, какой
старается прикинуться. Он довольно-таки неглуп, эгоистичен, хитер, невероятно
хитер, но умеет притвориться и так поговорить с людьми, что им кажется, что он
искренне говорит о самом задушевном, скрытом глубоко в сердце, что он обнажает
свои самые сокровенные думы. А в действительности его самые что ни на есть
заветные мысли так же непроницаемы и черны, как… как чернила в чернильнице.
– Однажды я полностью вывернул его наизнанку, – сказал
Мейсон. – Возможно, я сумею сделать это и на сей раз, но сейчас его весьма
профессионально натаскали.
– Вот в чем фокус, – сказала она, – он сам подготовил
окружного прокурора. Они вместе разыгрывают большое шоу.
– Разумеется, он подыгрывает, но представлять это сговором,
по-моему, слишком, – вставил Мейсон.
– Разве вы не могли выразить протест по поводу всей этой
лицемерной чепухи? – скромно вступил в разговор ее супруг.
– Конечно, мог, – ответил Мейсон, – но я хотел, чтобы они
разговорились. Чем больше этой чепухи он навешивает на присяжных, тем шире у
меня диапазон действий при перекрестном допросе. Чем больше бы я им
препятствовал, тем больше присяжные подозревали бы, что мы боимся полного
обнародования всех фактов по этому делу.
– Не слишком полагайтесь на перекрестный допрос с окружным
прокурором, – порекомендовала Джорджиана. – Он к этому приготовился. Они,
видно, столько репетировали друг с другом этот допрос, что даже чуть-чуть
перебарщивают. Словом, два сапога – пара, я имею в виду, рыбак рыбака видит
издалека. Просто какой-то актерский дуэт. Если бы вы знали, каков Натан в
действительности, а затем взглянули на него в свидетельской ложе, вы по-другому
оценили бы его.
– Хорошо, – ободряюще заключил Мейсон, – возможно, мы
выведем его на чистую воду перед присяжными.
