– Бутылку, завернутую в бумагу.
– Вы были рядом, когда полицейские ее развернули?
– Я был рядом, сэр.
– И что было внутри?
– На бутылке этикетка из аптеки в Гонолулу, на ней было
напечатано слово «мышьяк».
Позади себя Мейсон услышал шум. Виктория Брэкстон,
задохнувшись от волнения, вскочила на ноги, пытаясь что-то вымолвить.
Заместитель шерифа, который охранял ее на скамье подсудимых, кинулся было к ней
навести порядок, но натолкнулся на исступленные всплески истерического смеха:
Виктория Брэкстон смеялась, плакала – словом, впала в истерику.
– Извините меня, – Гамильтон Бергер с подчеркнутой
вежливостью обратился к Перри Мейсону. – Ваша клиентка, судя по всему,
испытывает сильный эмоциональный стресс. Думаю, ваша честь, следует устроить
перерыв до тех пор, пока подзащитная сможет вновь участвовать в судебном
заседании.
– Перерыв до одиннадцати часов, – сказал судья Ховисон и
стукнул молотком по столу. – В зале есть врач?
– Доктор Кинер.
– Пусть он осмотрит подзащитную, – произнес судья Ховисон и
быстро удалился в судейскую.
В зале возникло настоящее столпотворение, публика рвалась
вперед, дежурные заместители шерифа окружили Викторию Брэкстон, фоторепортеры
сражались за выгодную точку, с которой можно было удачно заснять сцену,
присяжные, забыв о предписаниях суда, вытягивали шеи, чтобы хотя бы мельком
увидеть, что же происходит. Прошло почти сорок пять минут, прежде чем дрожащая,
побледневшая, душевно потрясенная Виктория Брэкстон смогла едва что-то вымолвить
в присутствии Перри Мейсона в комнате для свидетелей, по соседству с судейской.
– Ну так что же? – холодно спросил Мейсон.
– Ради бога, не корите меня, – едва слышно произнесла она, –
иначе я снова разревусь. У меня действительно случайно оказался этот чертов
мышьяк, от которого я так неудачно избавилась, вот и все. Все очень просто. Я
купила этот мышьяк в Гонолулу для кошки, которая превратила жизнь в нашем
квартале в ад. Бутылка была в моем багаже. Когда я вернулась и узнала, что
Элизабет умерла от отравления мышьяком, я внезапно вспомнила, что бутылка с
ядом у меня, и подумала, что все это может быть неправильно истолковано. Тем
более что на бутылке было написано, что мышьяк изготовлен в Гонолулу и… ну а я
уже знала, что полиция подозревает кого-то из близких родственников, и была
почти уверена, что они придут и начнут обыскивать мой багаж, поэтому я подошла
к окну моей спальни на втором этаже и выбросила эту бутылку в кустарник.
Кто-то, должно быть, заметил меня, иначе я не могу представить, почему они
обыскивали дом и постройки. Вот и вся история.
Мейсон сосредоточенно молчал.
– Что, мои дела действительно так плохи? – последовал робкий
вопрос.
– Они настолько плохи, что если не произойдет какого-нибудь
юридического чуда, то у вас есть все шансы заработать в самое ближайшее время
смертный приговор за убийство первой степени.
– Когда окружной прокурор вытащил на свет божий эту бутылку
с мышьяком, я подумала то же самое.
Мейсон поднялся и принялся мерить шагами комнату.
– Что же нам делать? – взмолилась она. – Или, другими
словами, что нам остается делать, что мы сможем предпринять?
– Я, – сказал Мейсон, – вероятно, смогу получить отсрочку на
пару дней, ссылаясь на то, что вы перенесли сильнейший эмоциональный стресс. Но
если так поступить, исчезнет какая бы то ни было, пусть даже самая последняя,
слабомерцающая надежда. Однако, если вы сможете вернуться в свидетельскую ложу,
расскажете правду и подадите ее так, что убедите хотя бы одного из присяжных,
мы помешаем жюри вынести смертный приговор. Единственная наша надежда сейчас –
ускорить процесс, с тем чтобы общественное мнение окончательно не стало
враждебным. Сможете ли вы вернуться в зал и пройти через все эти испытания?
– Теперь смогу, кажется, пройти через все. Дрожу, правда,
как осиновый лист, но другого выхода, чувствую, нет.
– Знаете, – заметил Мейсон, – вам следовало бы рассказать
мне это раньше.
– Если бы я рассказала, вы отказались бы защищать меня. Я
уже не маленькая девочка, мистер Мейсон. Я рискнула и проиграла. Не
растравляйте рану. Меня казнят, не вас.
– Вернемся в зал суда, – коротко предложил Мейсон.
– Вы объясните членам жюри мою истерику?
– Конечно.
– Когда?
– Когда, – сказал Мейсон, – смогу придумать объяснение,
которое не превратит в еще больший ад ваше дело.
В ее глазах внезапно загорелась надежда.
– А нельзя ли, как вы думаете, начать сразу, сейчас, пока
неудачный резонанс от моей истерики еще не так силен?
– Нет, – ответил Мейсон, – мы не будем ничего объяснять,
пока не привлечем на свою сторону по крайней мере одного члена жюри. Пойдемте,
и постарайтесь не отводить взгляд – мы должны прямо смотреть им в лицо.
Поднявшись, он вернулся в зал суда, который теперь
пристально уставился на него с угрюмой враждебностью. Судья Ховисон занял свое
место и призвал публику к порядку. Гамильтон Бергер с преувеличенной заботой
осведомился у Мейсона:
– Ваша клиентка в состоянии продолжать процесс?
– Вполне, – резко перебил его Мейсон.
– Превосходно, – сказал Бергер. – Но я могу понять
потрясение, которое она испытала. Обвинение желает оставаться справедливым, но
в то же время оно хотело бы быть и гуманным. Если эта побледневшая, выведенная
из душевного равновесия, дрожащая подзащитная плохо себя чувствует, как это
кажется, мы…
– Нет, она хорошо себя чувствует, – прервал Мейсон. –
Продолжайте процесс и поберегите ваши симпатии для ваших «звездных» свидетелей.
– Я могу понять и поэтому извинить вашу вспыльчивость, –
Бергер делано улыбнулся. – Мистер Бейн, не пройдете ли вы в свидетельскую ложу?
Теперь, мистер Бейн, я хотел бы спросить вас: узнаете ли вы ту бутылку, если
снова ее вам покажут?
– Да, сэр. Моими инициалами помечена наклейка, на ней же и
инициалы тех полицейских, что принимали участие в изъятии.
– Это та самая бутылка? – Гамильтон Бергер вручил ему
коробку со стеклянной крышкой, в ней был небольшой пузырек.
– Да.
– Ваша честь, мы обращаемся с просьбой зарегистрировать ее
как улику, – сказал Гамильтон Бергер.
– Протест, – заявил Мейсон, – это заявление –
некомпетентное, не имеющее отношения к делу, несущественное. Никакой связи не
установлено между пузырьком и подзащитной. Кроме того, суд должен обратить
внимание на то, что этот пузырек содержит белый порошок. Можно считать
доказанным, что если Элизабет Бейн и была отравлена, то тремя таблетками
пятигранной формы, что…
