— Я не боюсь этого места.
Эбби на всякий случай отступила от коварной ограды, но Зейн видел, что она сделала это не от страха. Она волновалась за него.
— Я действительно не боюсь высоты, мой отец вылечил меня. Он узнал о том, что случилось. Я никогда не задавался вопросом как, тогда я просто верил, что он всемогущ и всеведущ, как Бог. — Он горько улыбнулся. — Он привел меня сюда и поставил на самом краю.
Эбби даже задохнулась от ужаса и жалости:
— Это жестоко!
Но он покачал головой:
— Нет. Я, конечно, отказывался. И тогда он вынул из кармана гладкий черный камень и дал мне.
Зейн открыл смуглую ладонь, будто вновь держал тот камень в руке.
— Камень? — недоуменно переспросила Эбби.
— Он сказал, что это волшебный камень, он дает магическую суперсилу и человек, который держит этот камень в руке, не может упасть. Он сказал, что этот камень подарил ему знаменитый альпинист, который покорил с ним все главные вершины мира, даже Эверест.
Эбби представила Зейна маленьким мальчиком, доверчиво слушающим волшебные истории о коварных дворцовых ловушках, о магических камнях, о волшебных суперспособностях — и нежно улыбнулась.
— Я все равно боялся упасть, но еще больше я боялся разочаровать отца, и да — я верил в волшебную силу камня. Он приводил меня сюда каждый день, с величайшей осторожностью доставал камень из кармана и клал мне на ладонь. Каждый день я все спокойнее смотрел в пропасть, каждый день мой страх становился немного меньше. Через две недели я уже смотрел вниз без всякого страха и не признавался в этом только потому, что очень любил отца, дорожил этими ежедневными таинственными встречами и возможностью побыть с ним вдвоем. А поскольку я уже совсем не боялся, то решил проверить магию камня. Я упоминал, что был довольно любопытным ребенком? Мне было интересно, поможет ли мне камень, если я сделаю шаг вперед. Так я и сделал. К счастью, у отца моментальная реакция, это у нас фамильное. Но камень улетел вниз. Я сказал отцу, что камень не действует.
— И что он ответил?
— Он просто пожал плечами и сказал: «Действует. Ведь ты больше не боишься». И ушел.
Эбби слушала его зачарованно.
— У вас с отцом, наверное, очень теплые отношения. Как я тебе завидую!
— Да, прекрасные. Были, когда я был ребенком.
— А сейчас? — Увидев выражение его лица, Эбби пожалела о своем неосторожном вопросе. — Прости, меня это не касается.
— Отчего же? Теперь касается. Да это и не секрет. — Зейн смотрел на пустыню, словно там видел картины своего детства. — Мой отец был хорошим человеком, и в свое время — хорошим правителем. Он был сильным, его уважали, народ его обожал. Когда я слушал рассказы о первых днях его правления, я хотел быть похожим на него.
Зейн умолк.
— И что случилось? — нерешительно спросила Эбби после долгого молчания.
Зейн посмотрел на нее, будто только что вспомнил о ее присутствии.
— Разразился громкий скандал, когда он женился на моей матери. У нее было богемное прошлое, а он уже был женат. Халиду уже было три года. Но ему было все равно, любовь к моей матери стала его навязчивой идеей, болезнью. Он принес свой долг ей в жертву.
— Может быть, — осторожно заговорила Эбби, — он думал, что без любимой женщины у него не достанет сил исполнять свой долг?
Красивые губы Зейна искривила горькая усмешка.
— Может быть. Но она оставила его.
— А как же ты?
В душе Эбби слились сочувствие к маленькому мальчику, который, как и она сама, фактически остался сиротой, боль за мужчину, которым он стал, и страх за себя, оказавшуюся связанной с этим мужчиной, который навсегда запретил себе близость с другим человеком.
— Я это пережил. Но мой отец — нет. Его это полностью сломало, он утратил интерес к делам страны, ко всему вообще, кроме нее. Прошло десять лет, но, если завтра она решит вернуться, он ее примет.
— Мне его жаль, — искренне отозвалась Эбби.
Должно быть, ужасно любить кого-то, с кем не можешь быть вместе, побывать в раю и быть изгнанным навеки.
— Жаль его?! — Брови Зейна слились в одну полосу, крылья тонкого носа раздувались от возмущения. — Он возглавляет страну, у него есть обязательства перед ней, перед народом, от него зависят судьбы людей! И он забыл их!
— И ты до сих пор не можешь его простить?
Она представила себе маленького мальчика, обнаружившего, что его кумир — колосс на глиняных ногах, и ее сердце болезненно сжалось. Теперь, зная историю его отца, Эбби понимала, почему Зейн с таким презрением говорил о браке и не хотел заводить семью.
— Мне стыдно за него, — простонал Зейн с исказившимся лицом, будто выговорить это стоило ему большого труда.
Эбби была потрясена его словами, но он и сам был ими потрясен.
Зейн резко отвернулся, явно сожалея, что так открылся перед ней.
— Пошли! Тебе еще многое надо посмотреть, — сухо бросил он и свернул в один из коридоров, даже не посмотрев, следует ли она за ним.
Он был прав, ей пришлось осмотреть еще много прекрасных помещений. Зейн что-то говорил об архитектуре, но для нее коридоры и покои, внутренние дворики и бальные залы были просто чистой красотой, ожившей сказкой тысячи и одной ночи. Ей казалось, что они идут по волшебному сверкающему лабиринту, но Зейн был отличным проводником. Он не бомбардировал ее историческими датами, а рассказывал ей увлекательные истории про своих предков, отчего те представали перед Эбби живыми людьми, а не просто чередой парадных портретов вроде тех, что висели в дворцовой картинной галерее. Но как бы ни были увлекательны эти рассказы, Эбби не могла перестать думать о трагической истории его родителей.
— А это — самая старая часть дворца. Эта дверь ведет в конюшни…
— Как ты думаешь, может случиться так, что они снова сойдутся? — перебила его Эбби.
Зейн сразу понял, о ком она говорит, и его ноздри раздулись, как у породистого коня. Он повернулся и в упор посмотрел на Эбби, но она твердо встретила его взгляд.
— Я говорю о твоих родителях, — не сдавалась она.
— Любишь хеппи-энды? — усмехнулся Зейн.
Она слегка пожала плечами.
— А кто их не любит? Тебе не кажется, что ты был бы счастливее, если бы смог простить своего отца? Он не сделал ничего страшного, он просто влюбился. С этим трудно бороться.
Зейн остановился и невидящим взглядом уперся в стену.
— Я очень благодарен за то, что ты проявляешь интерес к моей семье, — наконец заговорил он неестественно ровным тоном. — Но в этом нет необходимости. Напомню, наш брак — чистая формальность. Так что на формальностях и сосредоточься.
