— Ты чувствуешь себя в нем неудобно?
Тори отрицательно покачала головой. Если бы не сильная тревога, она чувствовала бы себя как Золушка, которая собиралась отправиться на бал. У нее еще никогда не было такого красивого платья или, скорее, платья, в котором она казалась себе такой красивой.
— Я рада, что ты выбрала черный цвет, а не красный. Он идеально подходит к твоим волосам. Кроме того, — подмигнула она, — красное ты можешь надеть в следующий раз.
Тори автоматически улыбнулась. Но будет ли следующий раз? Ашраф сказал, что может отправить ее лошадь в Австралию, и о браке больше не заговаривал.
Возможно, его предложение остаться в Зе-Альде уже не актуально?
Ее саму мысль о возвращении посещала все реже и реже. Уж не начала ли она привыкать к комфортной жизни?
Вряд ли. Скорее, к вниманию Ашрафа. Чем больше они проводили времени вместе, тем труднее ей было представить их расставание.
Раздался стук в дверь, и прежде, чем она успела ответить, Эйша уже склонилась в почтительном поклоне.
— Ваше величество.
В дверях стоял Ашраф, такой красивый и сияющий, что внутри ее все перевернулось. Она ожидала увидеть его в традиционной одежде, но вместо этого на нем был европейский костюм, подчеркивающий его атлетическую фигуру.
— Величество? Зачем такая формальность, Эйша? Мы не на публике.
Эйша улыбнулась.
— Практикуюсь перед приемом. Мне говорили, что я неправильно делаю реверанс.
Ашраф нахмурился.
— Не представляю, кто мог такое сказать. Не обращай на них внимания. Холодному этикету я предпочитаю искренние улыбки. Так же как королевскому обеду из десяти блюд — твой плов из молодого барашка с лимоном и травами.
Эйша вспыхнула от удовольствия.
— Тогда вы должны поскорее прийти к нам на ужин. Я поговорю с Брэмом насчет дня. — Она бросила взгляд на Тори. — А сейчас я лучше пойду, а то он будет беспокоиться, где я. Увидимся на вечере, — сказала она и исчезла за дверью.
От неожиданности Тори слегка растерялась. Она полагала, что они вместе отправятся на вечер.
— Виктория. — Голос Ашрафа, экзотически растягивающий слоги ее имени, был похож на хрипловатое мурлыканье большой кошки. — Ты великолепна.
Она улыбнулась.
— Спасибо. Ты тоже. Хотя я ожидала увидеть тебя в традиционной одежде.
— Отступление от формальностей иногда бывает полезно.
— Это как-то связано с Эйшей? С людьми, которые считают, что она и Брэм недостаточно хороши, чтобы быть там?
— Некоторые из старых придворных смотрят искоса на тех, кто не из их круга. Да и вообще на любые перемены. Но со временем они привыкнут.
Однако складки вокруг его рта говорили о другом. Ашраф заставил бы эти перемены случиться. Эйша рассказала ей, как Ашраф и Брэм стали друзьями — один принц, другой почти нищий.
Мать Брэма была служанкой, а отец европейцем. Забеременев, она оказалась в ужасном положении — не замужем, едва способная прокормить себя и ребенка, чьи голубые глаза стали постоянным напоминанием ее стыда.
Во время армейской службы солдаты решили расправиться с умным выскочкой из канавы. Ашраф вступился за Брэма, и с тех пор они стали друзьями.
Тори была поражена жестокостью солдат и прониклась еще большим уважением к Ашрафу.
Сейчас она смотрела, как он подошел к ней и достал из кармана маленькую кожаную коробочку. — Это тебе.
Тори сделала глубокий вдох и почувствовала знакомый запах корицы.
— Это…
Серьги с бриллиантами превосходной огранки и спускающиеся от них на тонких цепочках капли обсидиана были безупречны.
— Я никогда не видела ничего подобного. — Как геологу ей в основном приходилось иметь дело с камнями в их природном состоянии, хотя она вполне могла оценить стоимость их обработки. Но не это было главным. Главным было выражение лица Ашрафа.
Ее сердце замерло. Возможно ли?..
— Тебе нравится? — Ашраф внутренне поморщился. Словно ребенок, выпрашивающий одобрения у взрослого, или влюбленный подросток, мечтающий о девочке, которая никогда не будет его. — Очень. Но я не могу…
— Конечно, можешь. — Он сделал паузу. — Эйша будет разочарована, если ты их не наденешь. Она сказала Брэму, какого цвета будет платье, зная, что он передаст это мне.
Тори прикусила губу. Ашраф знал, что ей нравилась Эйша, и это было ему приятно. Эйша и Брэм заботились о его делах и безопасности с тех пор, как он унаследовал трон. А искренняя дружба — большая редкость в королевском дворце.
— Хорошо. Спасибо тебе.
На ее щеках выступил румянец. Ашраф знал, что она не привыкла к подаркам. Ему это нравилось. Нравилось, что она никогда не принадлежала другому мужчине.
Он смотрел, как она сняла свои скромные серебряные пусеты. Когда она повернулась, свет заиграл на гранях камней, сразу привлекая внимание к жемчужной белизне ее кожи.
Ашраф почувствовал, как участился его пульс.
Великолепная Виктория.
И скоро она будет его.
Не только потому, что она была матерью его сына. Но потому, что он хотел ее. Он хотел ее так, как никогда не хотел ни одну женщину.
Эта мысль могла быть откровением. Вместо этого она оказалась последним кусочком пазла, ставшего на свое место.
Его взгляд перешел от ее кожи к платью, мерцавшему, словно звездное небо в пустыне. Тонкая серебристая вышивка вокруг горловины уступала место глубокому черному — там, где тонкая ткань мягко обхватывала ее великолепное тело.
Ашраф сглотнул. Его инстинкт призывал забыть о людях, собравшихся в большом зале дворца, и провести вечер с Тори.
Но у него были обязательства перед его народом. Обязательство перед Тори. Показать ей, каким может быть ее мир в Зе-Альде. Что включало в себя и такие мероприятия, как сегодняшний вечер. Не столь увлекательное, конечно, как посещение восточного базара или горной деревни. Но она должна была знать все. А он — надеяться, что реальность дворцовой жизни ее не отпугнет.
Как и ожидалось, его появление с Тори под руку вызвало всеобщее волнение. Публика возбужденно загудела, и матроны с их перезревшими дочками едва могли скрыть свое огорчение.
Ашрафа это не смутило. Тори была его гостьей. Когда она выйдет за него замуж, им придется признать его выбор.
Никто из них не обладал достаточной смелостью, чтобы прямо высказать свое неодобрение. Что женщина рядом с ним не происходит из элиты Зе-Альде. Что он допускает прикосновение к ней на публике — даже если их руки едва соприкасались. Что он нарушает традиции, появившись на приеме в европейском костюме.
Они смирились с переменами в политике, поскольку даже самые упрямые из них наконец смогли оценить их преимущество. Но изменения в традициях двора бросали вызов их чувству превосходства.
