В письме Б. П. Шереметева к Петру от 27 августа содержатся некоторые подробности штурма: во-первых, атака велась с двух сторон («отважась, поделали плотов з дву сторон и пустилися к тому острову плыть»). Плоты попали под картечный огонь («некоторый и упадок от пушек дробовых салдатам Иванова полку Англера учинился: побито несколко десятков ч. и ранено несколко десятков ж ч.; а Николаева полку Балка толко у одного ногу оторвало, а другова убило, да драгунов и мурзенкова полку самое неболшое число, человек с 12»). После того как от удачного попадания бомб взорвалась часть стены, шведы, «недопустя пристать к острову, ударили в барабан и просили сроку и прислали письмо»; вероятно, на какое-то время движение плотов к острову было остановлено, и Шереметев знакомился с письмом коменданта. Очевидно, шведы просили о временном перемирии, но фельдмаршал «отказал тем присланным сурово и велел стрелять и к острову итит»
[1305]. Тогда шведы объявили о сдаче, не дожидаясь худшего развития событий, и русские солдаты не успели приступить к стенам крепости.
«Гистория Свейской войны» содержит несколько вариантов описания взятия Мариенбурга. Одна из версий повторяет приведенные выше данные военно-походного журнала Шереметева, но другая дает иную картину событий. По ней шведы согласились сдать город по договору заранее, когда у русских все было готово к штурму, но он еще не начался: «Тогда неприятель учинил акорд, чтоб завтрее город принять, а людей отпустить, но наши прежде положенного времени поплыли на платах к городу, по которых стали из пушек неприятель стрелять. Потом наши дали знать, что оне не для штурму, но для приему города идут, и тако стрельба удержена»
[1306]. Таким образом, по версии одного из источников «Гистории…» движение на плотах было небоевой операцией по занятию сдавшейся крепости, а шведы стали отстреливаться лишь по недоразумению. Но судя по письмам к царю и по журналу Б. П. Шереметева, Мариенбург был взят в результате атаки на плотах под огнем и благодаря поддерживающему атаку бомбардированию. На этом основании взятие Мариенбурга можно считать штурмом, пусть и незавершенным.
Неизв. художник Штурм (фрагмент)
Flemming, Н. F. von, Der Vollkommene Teutsche Soldat. Leipzig, 1726. Иллюстрированный фолиант саксонского офицера «Совершенный немецкий солдат» описывает многие аспекты военной жизни начала XVIII в.: вербовку, обучение, полевую тактику и осадное дело, вплоть до наказаний, полевой хирургии и погребений. На гравюре, посвященной штурму, солдаты выходят из закрытой фашинами сверху сапы, взбираются по приставным лестницам на неразрушенную стену, где одни вступают в перестрелку с защитниками, а другие мотыгами и лопатами разрушают вал либо строят на нем ложемент.
При осаде Нотебурга, еще за несколько дней до штурма, стало понятно, что бреши труднопроходимы («хотя бреш в двух башнях и куртине учинен, аднако ж ради великой высоты стен зело крут всход был, а более стрелять было невозможно, понеже у пушек запалы зело разгорелись»), поэтому без лестниц было не обойтись. «В 11 день октября в воскресенье рано о 2-х часах учинился великой пожар в крепости. И потом наши охотники к приступу, которые с своими судами с полмили на озере стояли, указ получили к нападению чрез три выстрела из пяти мартиров залфом. И о пол-четверта часа рано начало приступа со всех сторон ко крепости учинили, которой тем охотником не горазда удался. Того ради посланы подполковник Семеновского полку Голицын, а потом Преображенского полку маеор Карпов (которой вскоре жестоко картечем ранен сквозь ребры и руку) с командированными… Аднако ж на бреш ради крутости и малого места земли, и сильнаго супротивления неприятелского, и за краткостию наших приступных лесниц (которые в ыных местах болши полуторы сажени коротки были), взойтить и овладеть не могли. А неприятели с одной стороны строение, которым было наши защитились, каркасами зажгли и непрестанно дробом по наших ис пушек стреляли, также бомбы, непрестанно зажигая, со стен катали, отчего великой и несносной вред нашим учинился»
[1307].
Таким образом, лестницы оказались недостаточно длинными, и люди не могли даже долезть до проломов. На узкой полосе суши между стенами крепости и водой скопилось большое количество солдат, к которым прибывали подкрепления и которые не могли ни взойти на стены, ни укрыться – шведы сожгли служившую прикрытием для нападавших постройку под стенами и расстреливали их из всех видов оружия. Нападающие несли большие потери и могли отвечать лишь мушкетным огнем и гранатами; реляция показывает большой расход ручных двухфунтовых гранат (4471 шт.) – возможно, их использовали на приступе, а также сравнительно небольшой расход шестифунтовых ядер (500 шт.) – вероятно, ими оказывалась огневая поддержка в ходе штурма
[1308].
Длившийся много часов подряд штурм ни к чему не привел, и с берега был отправлен гонец с приказом об отступлении («уже указ послан был для отступления»); также некоторые солдаты стали бежать от «неприятельской зестокой стрелбы», возвращаясь к лодкам. Но приказ не был доставлен в давке и беспорядке боя (посыльный «ради тесноты пройтить до камандира не мог»), а бегство солдат старший офицер князь Голицын остановил, велев увести от острова пустые лодки. Этим шагом он не оставил русским солдатам иного выбора, кроме как продолжать попытки; и шведский гарнизон увидел, что русские не отступят. К тому же шведы видели, как на берегу Невы стали собирать лодки и подводить новые части для переправы к крепости. «И когда сие замешкалось, князь Меншиков (будучи тогда лейтенантом [поручиком бомбардирской роты Преображенского полка. – Б. М.]) суды збирать начел и еще несколко человек людей к берегу явно привел для переезду на помочь нашим. Тогда неприятель, видя такое десператное действо наших, также в 13 часов толь утомлен, ударил шамад»
[1309]. Такова версия «Гистории…»; не исключено, что роль Меншикова была подчеркнута сообразно весу князя, обретенному позднее. Но в целом картина штурма в этом источнике подтверждается другими данными.
В «сказке» полковника Мякинина, бывшего в 1702 г. капитаном полка Кашпара Гулица, содержится рассказ об участии в штурме Нотебурга: «Я был в команде полковника Якова Гордона, и командировано со мною было сто человек гренадеров да сто человек фузилеров для подъема и постановки лестниц. И был я на штурме, ставил своею командою лестницы на стену; и в то число побито под лестницами 80 челов. фузилеров да 20 челов. гренадеров и лестницы в действо не пошли. В то же число полковника ранили, майора убили, и командовал я не токмо своею командою, но и другими оставшимися; и последние как пошли напролом и был на проломе я ранен»
[1310]. (Отметим, что полковник Яков Гордон попал в шведский плен под Нарвой, но бежал из Стокгольма летом 1702 г. и уже в октябре штурмовал Орешек
[1311].) Записки Б. X. Миниха передают личные воспоминания самого царя, которыми тот делился в 1721 г. «Штурм ее, как говорил император, сопровождался большим кровопролитием и потерями, потому что под брешью вовсе не было пространства, на котором войска могли бы собраться и приготовиться к приступу, а между тем шведский гарнизон истреблял их гранатами и каменьями. Князь Михаил Михайлович Голицын, впоследствии подполковник гвардии и фельдмаршал русских войск, провел более двадцати четырех часов в таком положении у бреши. Кроме того, войска, отряженные на приступ, нужно было провозить водою на лодках под артиллерийским и ружейным огнем крепости»
[1312]. Несмотря на очевидное преувеличение относительно длительности, общая обстановка при штурме передана достаточно правдоподобно.
