Аккорд о капитуляции Риги содержал 65 пространных пунктов. В каких-то случаях Шереметев соглашался на условия коменданта Нильса Стремберга, где-то «продавливал» свои требования, но в целом гарнизону, изнуренному многомесячной осадой и эпидемией, позволялось уйти с 6 полковыми пушками, личным оружием с 6 зарядами и распущенными знаменами. Любопытно, что на просьбу шведов оставить в крепости своих больных до полного выздоровления Борис Петрович отказал с такой формулировкой: «Что касается до больных, то мы никак не можем склониться оных у себя удержать, частию за опасностию прилипчивой болезни, частию же дабы нам нарекания не понести, буде из оных не многие, или вовсе никто не выздоровеет; почему они должны свободно ехать в [тогда еще шведские. – Б. М.] Динаминд, а оттуда в Пернов или Ревель…»
[1655].
Однако в момент входа русских войск в город по аккорду Шереметеву было вручено царское письмо следующего содержания: «Когда на какой окорд город Рига ни отдастся, тогда по введении наших людей во оною не отпускайте ни единого человека из оной, никакова чину, не описафся и не получа от нас на то решения»
[1656]. 23 июля Петр писал фельдмаршалу: «Гварнизон рижский определи таким способом: поставленные пушки [видимо, на полевых лафетах. – Б. М.] (однакож железные, а не медные), знамена и протчее в окорт с одним капитаном, с двемя порутчики, с четырьмя фендрихи и с половиною здоровых салдат отпусти на корабли (однакож ружье дай из их ружья худое, а буде нет худова, то жагренное) их при Динеменде стоящие, а протчих задержи и объяви им причину… P.S. Разсудили мы, чтоб знаменны, пушки отпустить не на корабли, но в Ревель с двемя афицеры и с пятдесят человеки рядовыми (а протчие на корабли)…»
[1657]. Как и в случаях с Дерптом и Ивангородом, Петр, очевидно, хотел использовать насильно разделенные части гарнизонов для морального давления на гарнизоны других еще не сдавшихся шведских крепостей. Впрочем, судя по докладным пунктам А. И. Репнина из Риги от сентября 1710 г., до Ревеля рижане не дошли, т. к. город в то время уже был осажден
[1658]. Очевидно их отправили к Динамюнде и оттуда вместе с остальными на кораблях в Швецию.
Причина задержания была объявлена Шереметевым в декларации, где шведам припомнили Нарвскую конфузию: «По учиненному договору с Ригским комендантом надлежало бы гарнизон весь отпустить в Стокгольм; а понеже от шведской стороны многие неправды учинены и русские полоненники еще не выпущены, того ради его царское величество велел ригский гарнизон удержать… Однакож понеже его королевское величество шведское против всех договоров в настоящей войне сделал, а особливо что надлежит о договоре под Нарвою при первой осаде, где после боя король с генералами русскими перемирие учинил, чтобы все полки царского величества и багажи совсем отпустить; а против того генералы в полон взяты и в Швецию переведены, где до сего дня удержаны… Сего ради его царское величество принужден репрессалии употреблять и велел графа Стремберга с генерал-майором Клетом всех офицеров и половину здоровых солдат задерживать…; а при том его царское величество по великодушию своему приказал мне, другую половину здоровых солдатов гарнизонских, такожде и всех больных и раненых с пушками, знаменами, барабанами и пожитки без всякого задержания в Швецию отпустить»
[1659].
Судя по журналу Гизена, из 12 000 человек рижского гарнизона до капитуляции дожили 1800, в том числе 1000 больных
[1660]. Гистория дает иные цифры – из крепости вышло 5132 человека, в том числе 2905 больных. Там же говорится, что из гарнизона задержали тех солдат и кавалеристов, которые принадлежали к полкам из недавно завоеванных Россией шведских провинций: «Понеже в капитуляции поставлено, которые лифландцы и других городов бывших короны шведской, которые уже чрез оружие царского величества взяты, те могут назватися царского величества подданными, и потому, выборгской и корелской полки задержаны; ибо тогда оные крепости уже были завоеваны»
[1661]. Житель Риги И. А. Гельме записал, что «здесь остались все лифляндские, эзельские и другие офицеры и рядовые, между прочим, также генералы Клот и Альбедиль»
[1662]. Аккордный пункт 19 действительно гласил: «Всем лифляндским уроженцам, из каких бы они крепостей или городов нибыли, или которые его великоцарского величества подданными почитаемы быть могут, надлежит здесь остаться»
[1663]. Этот пункт активно оспаривался Стрембергом на переговорах, но в результате был подписан в таком виде. С точки зрения соблюдения договоренностей, получается, что задержание лифляндцев не было сюрпризом, поскольку было прописано в аккорде. Видимо, неожиданностью стало объявление «новыми царскими подданными» выборгских и карельских солдат, что и было разъяснено позднее в российских реляциях.
Не вполне понятно, как увязаны 1) царская инструкция об удержании половины здоровых солдат, 2) аккордный пункт об удержании «новых подданных» и 3) данные о фактическом удержании таковых. В русских официальных документах – в Гистории и в Книге Марсовой – перечислятся все части гарнизона
[1664]. Среди задержанных в качестве царских подданных пехотных полков нет лифляндских (только Выборгский и «Корельский» пехотные полки, причем последнего с таким названием нет ни в списке гарнизона ни в списке полков всей шведской армии). Не указаны задержанными пехотные полки, названные по именам своих командиров (в изложении Гистории: Бекера, Шкита, Гелберта, Клота, Менгдена), которые, если верить новейшему справочнику шведских полков, считались лифляндскими либо рижскими
[1665]. Не менее запутанна ситуация с кавалерийскими частями задержанными (рейтарские Лифляндский Адельсфан, Карельский и Нюландский – т. е. вообще финский!) и не задержанными (напр., Лифляндские драгунские полки Шлипембаха и Шретенфелта, лифляндские драгунские шквадроны Шхоха и Брензино
[1666]). Таким образом, возможно, Шереметев имел основания задержать по признаку лифляндского происхождения больше шведских войск, но, следуя указаниям царя, выбрал лишь часть, чтобы составить необходимую «половину всех здоровых».
