В случае с Эльбингом после взятия города приходилось опасаться даже союзников-пруссаков. Еще до начала операции, на случай сдачи крепости Петр указывал генерал-майору Ностицу не впускать во взятый город какие-либо чужие войска, включая союзные прусские
[1687]. Это было связано с тем, что союзников подозревали в сговоре со шведами. Судя по запискам Крекшина, стало известно, что «из Стокголма к элбинскому коменданту прислан указ чтоб город Элбинг здать королю прусскому, а войско и ортиллерию свести в Померанию, от чего возымелось мнение что король прусский в некакое согласие приходит с шведами»
[1688].
Во время Северной войны известно немного примеров, когда взятая однажды крупная крепость потом была осаждена своими прежними хозяевами. История небольшого города и крепости Быхова на Днепре показывает, как место могло переходить из рук в руки за годы войны. В 1701 г. его заняли войска рода Сапеги (литовской прошведской партии) и «переманенные на службу Сапег малороссийские казаки, возвращавшиеся на родину после службы под Ригою и Псковом»
[1689]. Гарнизоном Быхова командовал некто Билдюкевич; в апреле 1702 г. его осаду начали литовские войска региментаря Михаила Халецкого, но они требовали у России помощи деньгами и войсками. По распоряжению И. С. Мазепы к Быхову были посланы казачьи полки во главе с наказным гетманом Михаилом Миклашевским, стародубовским полковником, а также генерал-майор Богдан Корсак с кавалерией. После шестимесячной осады 8 октября 1702 г. город сдался и был передан властям Речи Посполитой
[1690]. В ноябре 1702 г. посол в Польше князь Г. Ф. Долгорукий сообщал Петру, что «казаки Быхов взяли… за что литовские господа… царского величества благодарили»
[1691].
В 1707 г. литовский генерал-поручик Синицкий (который перед тем участвовал в осаде города на стороне союзников) перешел на сторону шведской партии, захватил русский обоз с казной и заперся в Быхове. В то время в город должен был вступить Мазепа с казаками, но Синицкий, по приказу перешедшего на сторону шведов литовского великого гетмана князя Михаила Вишневецкого, наотрез отказался впускать в крепость казаков, согнал из быховской волости людей, расположил их на валу для обороны и расставил на башнях пушки. Мазепа был вынужден отойти от Быхова, оставив под ним нового стародубовского полковника Силенку; российскому командованию снова пришлось выделять силы на взятие этой крепости. На этот раз осадой руководил генерал-поручик Боур и через четыре недели крепость сдалась. Синицкого как «клятвопреступника и злодея» взяли в плен, а в Быхов поставили русский гарнизон
[1692].
В следующем году Быхов снова оказался в блокаде. В июле 1708 г. под Быхов, занятый тогда русскими стрельцами, солдатами и казаками, подошли поляки со шведами и удерживали местность вокруг крепости до октября. Комендант крепости стрелецкий полковник Дмитрий Воронцов и находившийся в крепости же полковник Василий Огарев засыпали Меншикова письмами о недостаточной силе гарнизона, о побегах казаков, о том, как шведы увели из-под крепости лошадей и скот, о стычках разъездов за пределами города, о запасах провианта, о том, как местным жителям поляки запрещают возить и продавать провиант в Быхов, и проч.
[1693]. Лишь через несколько лет Быхов был оставлен русскими и снова передан Речи Посполитой, но на этот раз укрепления были разрушены.
Уничтожение и эвакуация крепостей
Прибегнуть к уничтожению крепости могли в случаях, когда взятая крепость была не нужна победителю или он не имел возможности ее оборонять, но в любом случае не хотел, чтобы укреплениями и ресурсами города воспользовался неприятель. Например, в июле 1701 г. после победы шведов в сражении на Двине саксонцы взорвали Кобер (Коброн) шанец напротив Риги – уходя, они проложили к пороховому магазину зажженный фитиль. Один из бастионов укрепления взлетел на воздух на виду у шведов так, что от испуга лошади шведской армии оторвались от коновязей и разбежались по окрестностям
[1694]. В изменившейся обстановке саксонско-русский гарнизон был вынужден покинуть и крепость Коканауз (Кокенгаузен), т. к. не имел возможности ее оборонять от приближавшейся армии Карла XII. Князь А. И. Репнин в своих «отписках из Рижского похода» поведал, как комендант крепости саксонский полковник Бозен эвакуировал город: «Нарядные бомбы и ядра разные и пушечные да два маджера [мортиры. – Б. М.], которые лежали на берегу, сталкали в Двину… и в городе пушек с двадцать и больше зарядили ядра по три и по четыре и порохом насыпали как мочно ядра положить. А июля в 14 числе полковник Бозен… с солдатами со всеми из города пошел вон и в городеде людей никаких не осталось. И в то число в городе пушки и всякий снаряд почало рвать и городовую каменную башню и стену и земляной раскат взорвало… из Коканауза пошли они вон и тот город порохом подняли для того, что идут шведы, а держать им того города за малолюдством невозможно и подкоп под городом был у них сделан для случая неприятельского до сего времени за долго»
[1695].
Так же поступили с сильно поврежденным в ходе штурма Мариенбургом: «Когда с тое крепости наши обрали пушки, и всее артиллерию и осадных сидельцов, тогда господин фельтмаршал тот город приказал разорить, и болварки и башни подорвали»
[1696]. В письме от 27 авугста 1702 г. Шереметев отчитывался перед царем: «А Марин Бург разорил и раскопал без остатку; буду стоять до тех мест, докуля весь раскопаю; а держать было нельзя: удолела и около все опустела; так ж тот сумозбродной подорвал порохом»
[1697].
Крепость Биржу шведы взяли у литовских войск, но были вынуждены ее оставить в октябре 1704 г. при приближении русского отряда. «Ушли до Митавы и Бовска, Биржу разоряя, валы раскопали, а иные места подорвали и палаты разломали и алтилерию вывезли; толко осталось 2 пушки и 2 бочки пороху, не на чем было вести», – доносил Петру о действиях противника князь А. И. Репнин 16 октября 1704 г.
[1698]. Литовский великий гетман Вишневецкий жаловался Репнину, что неприятель «не по обычаю прав всенародных оную… до основания разорил»
[1699].
