Поджог был простым и эффективным способом преодолеть сопротивление засевшего в укреплении или доме противника. За атакующим признавалось право обратиться к этому страшному средству: «чтоб выгнать неприятеля из малых постов, коих он не хочет оставить, а преодолеть его трудно, то надобно оные зажечь. Сие средство хотя несколько жестоко, но война то позволяет»
[1948]. Соответственно, защитники должны были опасаться пожара, «и для того ежели дом покрыт соломою или досками, должно кровлю скоро разломать и сжечь, дабы злодей неучинил того над самым домом»
[1949]. Применение этого способа на практике неоднократно встречается в описаниях боевых действий Северной войны. Например, в феврале 1701 г. шведы атаковали посад Печорского монастыря на границе с Ливонией и зажгли город с четырех сторон, когда защитники стали обороняться в домах
[1950]. В преследовании и разгроме войск Левенгаупта после сражения у деревни Лесной принимала участие конница бригадира Ф. И. Фастмана, который, «увидя неприятелских людей шквадрона четыре, комендровал господина полковника Леонтьева с 4 шквадроны и господина капитана Петрово-Соловова с казаками и колмыки. И те шквандроны неприятелских людей побили, и из тех шквандронов ушло малое число. Да в полон взяли от ковалерии вахмистра, драгун 4 человека; да от инфонтерии капитана, а других пехотных, которые, не хотя выти, засели в деревне, и тех неприятелских людей за ночною порою в деревне сожгли»
[1951].
В феврале 1713 г. шведскому королю Карлу XII со свитой пришлось оборонять свою резиденцию в Бендерах от татар и турок. Отчаянная оборона длилась три дня, и шведы были вынуждены сдаться после того, как нападавшие подожгли строения
[1952]. Этот эпизод известен в историографии под названием «калабалык»
[1953].
По ситуации, поджог можно было применить и для активной обороны. У Адлерфельда описан бой сотни шведских кавалеристов (реквизиционной партии) против многократно превосходящих сил поляков в феврале 1705 г. в деревне Couallen в Польше. Шведы заняли обнесенный стеной церковный двор и упорно защищались. Когда часть штурмующих влезла на крышу соседнего дома и обстреливала оттуда обороняющихся, те сделали вылазку и подожгли дом, чтобы выгнать противника
[1954].
Каменные культовые постройки – как упомянутый выше церковный двор или монастыри – хорошо подходили для обороны и потому нередко использовались во время боевых действий в Речи Посполитой в качестве укрытия. Так, стародубовские казаки укрылись в бернардинском монастыре в Несвиже во время шведского нападения в марте 1706 г.
[1955]. В июне 1712 г. в районе Познани русская кавалерия совместно с польскими королевскими драбантами атаковала и сбила «противных» поляков, казаков, татар и волохов; при этом «рейтары и драгуны противной стороны, на отводе идущие, не могли удержать не равной против себя силы московской, ушли до Казимира и в кляшторе бернадинском заперлись, где отовсюду атакованы» и, судя по военно-походному журналу Шереметева, были вынуждены «для скудости провианта на дышкарецию отдаться»
[1956].
Таким образом, бои за отдельные дома были если и не частым, то по крайней мере достаточно повторяющимся явлением, о котором необходимо упомянуть в общей картине осад и штурмов Северной войны.
Полевые укрепления: линии, ретраншементы, редуты
Повествуя о полевых укреплениях русской армии при Петре Великом, Ф. Ф. Ласковский разделял их на два подмножества – собственно полевые окопы, которые возводились в непосредственной близости от противника, усиливали полевую позицию, поддерживали осадные работы, обороняли переправы и т. п., а также временные укрепления, составлявшие отдельные самостоятельные посты или пограничные линии
[1957].
Присущие действиям русской армии медлительность, осторожность и оборонительный характер Ласковский объяснял, небезосновательно, «недостаточностью тактического образования наших войск и преимуществом в этом отношении неприятельских»; «при таком положении дел употребление полевых укреплений должно было принять большие против обыкновенного размеры»
[1958]. В другом месте своего второго тома автор говорит, что русские неукоснительно следовали существовавшим «правилам военного искусства того времени, относительно общего употребления и частного применения этих укреплений»
[1959]. Нас, как и в других главах, интересует, каковы были «правила» того времени относительно полевой фортификации и как им следовали русские.
Земляные укрепления, предназначенные для усиления полевой позиции, в русских источниках называются чаще всего «транжаментами», «ретраншементами», «шанцами» или, по-русски, «окопами». Названия эти относились к разного вида фортификационным сооружениям – правильной формы лагерям, замкнутым или протяженным линиям. В военной литературе ретраншементом в узком смысле считались окопы, возведенные в тылу угрожаемого участка первой линии обороны (например, за брешью). Однако в широком смысле также подразумевались любые земляные укрепления.
В отличие от атаки и обороны крепостей – предмета широко представленного в европейских трактатах по военному искусству и также часто встречавшегося на практике – полевые укрепления применялись нередко, но описаны в теоретических трудах крайне скупо. Наставления, как правило, описывают построение укрепленного лагеря, а также циркум– и контрвалационных линий. Очевидно, они должны были являться примером для других полевых окопов, поскольку специальных рассуждений о назначении и рекомендаций по применению последних нам найти не удалось. При этом на практике полевые укрепления применялись очень широко как в России, так и в Европе.
