Несмотря на то, что прочность стволов проверялась при приемке усиленным пороховым зарядом, бывало, что некачественные стволы взрывались при стрельбе. Так, например, произошло в июне 1705 г. в Санкт-Петербурге, когда при отражении нападения шведского генерала Мейделя «олонецкого литья две пушки разорвало и пушкаря убило»
[530].
Помимо стволов, в негодность приходили и лафеты. Поломка лафетов должна была предусматриваться осаждающими заранее: «Для всех батарейных пушек имеют переменные станки; а на меньшой конец по два для пяти пушек, для того, чтоб батарейные пушки не лежали на земле, когда станки их разобьют, или разломают неприятельскими ядрами… Имеют по 5, и по 6 переменных станков для мортир», – писал Сен-Реми
[531]. Пушечные «станки» должны были делаться из прочного дерева; в 1702 г. их делали из сосны
[532], но предпочтительнее был дуб; причем, чтобы дерево лучше сохранялось, его рекомендовалось рубить зимой, а детали из дерева, срубленного летом, «не могли одного дня в походе употребиться»
[533].
Перед походом на Нарву в июле 1700 г. боярин и воевода Великого Новгорода И.Ю. Трубецкой отчитался, что «под ломовые пушки, под которыми станки и колеса были ветхи, вновь зделаны и железом окованы»
[534]. Тем не менее в ходе осады при установке на батареи у ломовых пушек ломались колеса и лафеты (очевидно, из-за низкого качества или ветхости)
[535]. В письме Петру из осадного лагеря под Выборгом 8 апреля 1710 г. Апраксин писал о низком качестве лафетов и просил проконтролировать вновь отправляемые орудия: «Который мортиры с нами также и пушечные лафеты в оковках, железо зело плохо и непрестанно ломается; изволишь Ваше Величество, который мортиры и пушки готовятся к выходу от Петербурга приказать осмотреть и учинить пробу; а здесь если станут портиться, чинить будет не без труда»
[536] Впрочем, деревянные лафеты, даже обитые качественным железом, неизбежно изнашивались от высоких нагрузкок при длительной стрельбе, и об этом из-под осажденной Риги Б. П. Шереметев писал Я. В. Брюсу: «Понеже… объявлено, что мортирные лафеты от метания бомб повреждены, того ради изволите приказать послать из артиллерийских офицеров для осмотрения с потребными к тому людьми, и те лафеты починить, чтоб оные паки к метанию бомб были надежны»
[537]. Интересные сведения о том, как орудийные лафеты чинили в походных условиях, нашлись в документах Бутырского полка. Там при осаде Штетина в 1713 г. на оковку пушечных станков, колес и патронных ящиков и на лошадиные подковы «употребили» негодное оружие («фузеи 51, штыков 11, шпаг 23») и наконечники копий (288 рогаточных и 74 пикинерских пик)
[538].
Артиллерия осажденного
Огонь осажденных делал все осадные работы опасными и значительно замедлял их, поэтому рассматривался Вобаном как эффективное средство обороны крепостей. Если в полевых сражениях считалось, что выигрывает тот, кто откроет огонь вторым, то в осадах было выгодно первому открывать огонь – таким образом задерживались работы и откладывалось начало стрельбы со стороны противника. Когда коменданту крепости становилось понятно, откуда осаждающий начнет атаку, его задачей было сконцентрировать на этом месте как можно более плотный артиллерийский огонь: «Надлежит ему приказать со всех сторон по нем стрелять; амбразуры как внутри так и с наружи крепости прорезать во всех местах, где запотребно рассудится, для того чтоб поставить как можно гораздо больше артилерии против неприятельских батарей». Однако Вобан напоминал, что осажденному крайне важно экономить порох, поэтому огонь крепостных батарей следовало направлять на осадные батареи меньшего размера и только на те траншеи и ложементы, которые представляли наибольшую угрозу для крепости; по возможности рекомендовалось разрушать неприятельские ложементы подкопами, т. к. на них тратилось гораздо меньше пороха
[539]. Де Билль в «Комендантском зерцале» также советовал открывать огонь из крепости как можно раньше, особенно по скоплениям людей и большим шатрам – в надежде убить кого-нибудь из командиров осаждающих. Однако его комментатор Вердмюллер за свою карьеру видал много стрельбы из крепостей, но мало убитых генералов, поэтому считал подобные советы де Билля «преждевременным богатырством» и лучшим способом поскорее истратить запас пороха и выкинуть белый флаг
[540].
Боргсдорф подчеркивал преимущество, которое имела крепостная артиллерия над осажденными благодаря более высокой позиции: «Содержат осадные люди пушками своими началство над неприятелем в поле, егда их вал выше взведен, нежели неприятель роскаты свои в поле учинить возможет. И того ради сыскивают они неприятелей за их покрытием, и мешают людем и ружью их должность свою исполнять, и могут неприятелское нападение тем долго протяжно сочините»
[541].
Пушки на стенах крепости стреляли либо через амбразуры, либо «анбарбет», то есть поверх бруствера. При этом для укрытия на бруствер выставлялись туры и один из них вынимался лишь на время выстрела. Так, подойдя под Дерпт, подчиненные Шереметева стали считать видимое количество орудий на крепостных стенах; на одном бастионе насчитали 24, на втором – 12 пушек, а на бруствер третьего и четвертого бастионов шведы успели выставить туры и скрыли таким образом свои пушки от неприятельских наблюдателей
[542].
Пушки на валах было можно сбить, а солдаты не могли укрыться за бруствером от сыплющихся сверху бомб: «Осадные люди от неприятелского метания бомбов, ручных гранат, зажигателных ядер и каменья из мортиров зело скоро умаляются»
[543], – писал Боргсдорф и ратовал за активное применение казематов, то есть скрытых в толще стены орудийных позиций с амбразурами. В своей «Побеждающей крепости» он рассуждает о преимуществах казематов и заодно рассказывает о связанных с ними проблемах. Если ствол орудия не выходил из амбразуры, то его выстрелы оглушали людей, отражаясь в сводах, стены постепенно разрушались, а помещение заволакивал пороховой дым. Если же благодаря конструкции лафета и конфигурации амбразуры дуло выставить за пределы каземата, то «весь треск и пороховой дым вне казематты выходит, и по тому от того у крепости ничего поврежденно не будет». При таком выстреле в помещении оставался лишь дым от вспышки на пушечном запале, который легко улетучивался в вентиляционные и световые отдушины. Казематированные батареи и стрелковые галереи до сих пор сохранились в Нарвской крепости. Боргсдорф признавал один недостаток каменных казематов: при попадании в бойницу или в стену рядом неприятельское ядро отбивало от облицовки осколки, которые разлетались и ранили артиллеристов внутри каземата. Впрочем, автор призывал артиллеристов терпеть этот страх и удовлетворяться тем, что они закрыты сверху от неприятельских бомб
[544]. Логично предположить, что то же свойство каменных покрытий наблюдалось в любых укреплениях: при попадании в них ядра или пули каменные обломки многократно увеличивали поражающий эффект.
