Абрам Гульд сообщил в том числе, что по королевскому указу выручать осажденную Нарву должны были рейтары из Риги, гренадеры из Стокгольма, пехота из Юрьева, Пернова и Колывани
[682]. Андреас Пипенсток рассказал любопытные подробности о гарнизоне и населении крепости. Так, в гарнизоне Ивангорода было 400 человек, которые прежде были в гарнизонах Ниеншанца, Нотебурга и Ямы (и были выпущены по договору после падения этих крепостей). В Ивангороде была большая смертность («люди зело много мрут»), и каждый день по мосту из Нарвы несколько сотен солдат ходили на подкрепление в Ивангород. Провианта в городе, по мнению корнета, основанном на слышанных им разговорах, должно было хватить максимум на 4 месяца, но достоверными данными о запасах хлеба в городских магазинах он не обладал. Весь провиант, принадлежавший горожанам, был описан и запрещен к продаже; во многих посадских семьях собственных запасов провианта не было вообще. Общая численность населения города составляла более 4000 «душ всяких людей». О Шлиппенбахе в крепости было известно, что он имел письменный королевский указ идти на помощь Нарве в случае осады и «выручить, хотя б в том все свое войско потерял»
[683].
Рейтар Иоганн Ларусс с товарищами выехал из Ивангорода кормить лошадей 19 июня; их атаковали русские всадники, разбили и взяли Иоганна в плен. На допросе рейтар Ларусс рассказал, что в городе «от прихода московских войск страх имеют великий» в первую очередь из-за малых запасов хлеба; также в Нарве и Ивангороде с большим количеством деревянных построек боялись русских бомб. Штурма, напротив, не опасались, т. к. «городовые стены укреплены, и пушек много, и поделаны круг города земляные валы и рвы глубокие и против городовых ворот ровелины и поставлены пушки». Сбежавшиеся из окрестных деревень в город крестьяне умирали от голода, т. к. своего хлеба у них не было и купить его они не могли. Хлеб у купцов хранился в палатах под кровлями, но был «отписан на короля», казенный же хлеб был сложен в четвероугольную большую башню (видимо, башню Длинный Герман в замке). В городе рассчитывали на поставку хлеба морем, но русские не пропустили корабли в реку Нарову. Осложнило горожанам жизнь и то, что пасущиеся вне крепости стада скота неоднократно угонялись русскими
[684].
Полезную информацию могли доставить не только военные гарнизона, но и попавшиеся в руки осаждающих гражданские лица. Например, служитель лекаря Лаврентий Ингриков 27 июня вышел за пределы нарвской крепости накосить травы и был захвачен в плен. Его расспросные речи, записанные русским писарем, многое поведали осаждающим о моральном и физическом состоянии гарнизона и населения Нарвы. Вторя показаниям рейтара Ларусса, Лаврентий сообщил, что комендант, военные и купеческие люди «от приходу московских войск страх имеют великий и непрестанно тужат и плачют», поскольку в городе мало хлеба; от бомб жители прятались в погребах. Другое действие нарвских властей, поведанное Ингриковым, по-видимому, было связано с неким обычаем осажденных городов: «колокола от кирок сняли и зарыли в землю, оставили малые, и те обшили и незвонят для печали». Боевой дух шведского гарнизона в осаде был нетверд: рейтары, драгуны и солдаты между собой говорили, что не будут долго сидеть в осаде из-за голода, в результате чего командование не отпускало их за пределы крепости (опасаясь, по всей видимости, дезертирства)
[685].
Ночью 2 августа русские солдаты, находившиеся в апрошах под Ивангородом, во рву за палисадом захватили «2 человек драгунов и капрала, которые тоя ночи осматривали свои в контр-ескарпе будучие караулы»
[686].
Как видно из приведенных выше примеров, языков неоднократно брали непосредственно под стенами осажденной крепости. Журнал Гизена описывает, как такой захват был подготовлен и реализован 10 июля 1704 г. Утром Новгородской выборной коннице и драгунам, которые обеспечивали блокаду крепости, было приказано отправить охотников (т. е. добровольцев), чтобы они «потщились добыть неприятельского языка»; в то время нарвские стада скота паслись во рву крепости под охраной кавалерии. Около полудня несколько охотников новгородской конницы атаковали и, несмотря на численное превосходство шведов, отбили трех лошадей, некоторое количество скота и одного простого мужика «неслуживого чину». Предприятие во рву было рискованным еще и потому, что происходило под самыми выстрелами крепостной артиллерии, однако новгородцы потерь не понесли, если не считать раненную в ногу из пушки лошадь. Журнал сообщает одну интересную подробность – охотникам было обещано вознаграждение: «кто щастием своим языка возмет и приведет, тому дано будет 30 золотых червонных»
[687]. Это, кстати, редкий известный нам случай, когда за выполнение опасного задания добровольцам в русском войске заранее объявлялось денежное вознаграждение. Этот (или аналогичный) случай подтверждается «сказками» участников из войск П. М. Апраксина. Ю. С. Арбузов, драгун полка полковника Андрея Ивановича Мореля-де-Карьера: «В 704-м году был в партии с порутчиком князь Василем Кропоткиным при Нарве и за взятие в той партии в полон неприятельских людей дано мне царского величества жалования десять рублев»
[688]. Григорий Алютин: «стояли в шанцах под Иванем, и посылай был под Ивань ради взятья языков, и достали шведов 2 человек, которые ходили рундом, за оных получил Царского Величества не в зачет по 2 ру[бли] по 16 а[лтын] по 2 де[ньги]»
[689]. Драгун Петр Косецкий от Меншикова получил за взятие языка под Нарвой 5 червонцев
[690].
Во время блокады Риги русские войска тщательно следили за всеми обитателями города, отлучавшимися от города: 20 декабря были пойманы и убиты казаками мясники, вышедшие из города за скотом, а 23 декабря были захвачены бюргерские слуги, отправленные с охраной за дровами. Гельме сообщает, что стычки между казаками и отправлявшимися за дровами рижанами происходили неоднократно
[691].
Когда русская полевая армия обложила шведскую армию вокруг Полтавы, ей также требовалась информация, и мы знаем, что для поимки языков в лесу под Новыми Сенжарами в засаде лежали двести донских казаков, как о том докладывал полковник Григорий Рожнов генералу Ягану Крестьяновичу 1 июня 1709 года
[692]. Осажденная Полтава также собирала сведения о неприятеле через языков и перебежчиков. 6 июня полковник Рожнов сообщал, что казачий сотник Старых Сенжар Фома Маркович, находившийся в шведском войске, захотел перейти обратно к русскому войску и с этой новостью отправил к полтавскому полковнику своего казака Тимофея Непорядина
[693]. А 8 июня полтавские казаки совершили вылазку за р. Ворсклу и захватили в плен «швецкова хлопца да двух запорожских казаков», которые сообщили ценную информацию о состоянии осаждающей шведской армии.
