Рассуждения о циркумвалационных линиях у Курганова сначала перечисляют теоретические преимущества обороны в них, а затем описывают причины, по которым эти преимущества не реализовывались на практике. Атакующий вынужден терпеть огонь из линии сперва на подходах, затем во время заваливания рва фашинами – все это неизбежно приведет его войско в беспорядок. Если же он прорвет линию, то лишь на коротком участке, и его можно будет успешно контратаковать с флангов. Прорвавшиеся за линию укреплений будут расстроены и их будет легко атаковать пехотой и кавалерией и сбросить обратно в ров. Однако опыт показывал, «что солдат не столь храбр и не так отважен в лине как на чистом поле». Когда неприятель, чтобы избежать сильного и длительного огня защитников, бросался стремительно на штурм, защитники теряли веру в неприступность своего укрепления, а в случае прорыва в одном пункте оставляли оборону: «Неприятель входит толпою, строится, а другой [обороняющийся. – Б. М.] отступает, и когда страх разспространится по всей линеи, то всяк уклоняется, всяк бежит прочь, и часто не знают, где он ворвался»
[906].
Армии, которая шла на сикурс к осажденной крепости, надлежало запастись достаточным количеством «обыкновенных потребностей» (шанцевого инструмента и артиллерии), а также «чрезвычайных потребностей» – фашин, необходимых для заполнения рва укрепленной линии. Вобан предостерегал от поспешного нападения на линию; сикурсу следовало, «помалу приближаясь», встать в одной миле, окопаться ретраншементом, внимательно изучить неприятельские позиции и готовить пути для нападения на линии (например, навести мосты через реки, если таковые имелись); необходимо было уведомить о своих действиях осажденный гарнизон и скоординировать совместные действия против осаждающего. Армия сикурса должна была «привести осаждающих в такое сомнение, чтоб они от нее со всех сторон опасались», а также всевозможными образами подавать осаждающим «способ к ревности и зависти»
[907].
Когда дело доходило до атаки, то днем она производилась без каких-либо «обманов» – войска следовало построить в две линии пехоты и две-три линии кавалерии и приближаться в таком порядке к пункту атаки.
Солдаты несли фашины для заполнения рва; несколько отрядов можно было выслать вперед «для выдержания перваго огня»
[908].
Нападение в ночное время «поутру пред восхождением солнца» было выгоднее, поскольку темнота позволяла скрытно подойти к месту атаки, а также запутать неприятеля несколькими ложными атаками. «Когда подлиннаго намерения неприятельского не знаешь, и будешь остерегаться равно со всех сторон» (т. е. равномерно распределишь свои войска по всей длине укрепленной линии), то такая оборона несомненно будет прорвана, считал Вобан. В том же абзаце описывается должная организация успешной атаки: отряды, идущие на штурм один за другим, обеспечивали численное превосходство над обороняющимися на заданном участке фронта. Атакующий подходил вплотную к линии, своим сильным огнем выгонял из нее защитников, а тем временем его работники разрушали бруствер для свободного входа войск внутрь
[909].
Атака шведами русской линии под Нарвой 19 ноября 1700 г. наглядно подтверждает предостережения упоминавшихся выше авторов. Для иллюстрации основных моментов этого сражения мы обратимся к описанию Адлерфельда. Карл XII осмотрел русскую линию и наметил два пункта атаки, разделив свою армию на несколько колонн. В два часа пополудни двумя выстрелами был дан сигнал к атаке. Боевой крик «С Божьей помощью» пронесся над шведской армией, и полки двинулись на русские позиции. В этот момент резко ухудшилась погода – повалил густой снег с градом, сильный ветер бил русским в лицо так, что они не могли видеть атакующих, пока те не подошли к краю рва и не оказались под самыми пушками русских батарей. Атака велась настолько отважно и настолько удачно, что пехота смогла сделать проход менее, чем за четверть часа, и внутрь ретраншемента хлынула шведская кавалерия. Русские войска, оторванные друг от друга шведскими колоннами, стали искать спасения; на своем правом фланге они побежали вдоль укреплений к мосту через р. Нарову. Другая часть попыталась вырваться за пределы укреплений, но была загнана обратно драгунами и драбантами Карла XII. На левом фланге пространство между циркум– и контрвалационной линиями было застроено бараками и домиками, служившими для ночлега солдат осаждающей армии; теперь эти постройки мешали обеим армиям маневрировать, зато позволили русским закрепиться и остановить продвижение шведов. Пехота генерала А. А. Вейде забаррикадировалась между постройками, завалив проходы повозками и другим лагерным имуществом. Здесь русские оказали неожиданное для шведов ожесточенное сопротивление, и наступление победителей было прекращено. Сильная стрельба продолжалась в наступившей темноте; король Карл XII, заехав в болото, потерял шпагу и сапог, но продолжал энергично руководить своими войсками
[910].
Русская официальная версия событий, «Объявление с российской стороны о баталии с шведами при Нарве» в качестве причин поражения указывает, что «окоп зело великой распространен и не довольно людьми осажен был» – что больше похоже на правду, чем вторая причина, будто самую уязвимую часть линии, защищаемую наименее боеспособными войсками (стрельцами), шведам указал перебежчик, капитан бомбардирской роты Преображенского полка Яган Гумерт
[911]. Удары шведских колонн пришлись не только по стрелецким, но и по солдатским частям; а сравнение боеспособности старых и новых полков на тот момент было не в пользу последних.
Редчайшее свидетельство из рядов русской армии – «Летописец 1700 года» – позволяет взглянуть на ход сражения глазами воина конницы Шереметева. В момент нападения, говорится в источнике, многие солдаты находились на работах и в траншеях под стенами крепости; за валами линии полки стояли где в шесть шеренг, где в три, а где и в одну. Шведы же колонной («полком четвероугольным») атаковали белгородских стрельцов и обоз И. Ю. Трубецкого. При штурме шведы длинными копьями кололи стоящих на валу и завалили ров фашинами. «Тогда же тамо немцы на вал дерзновенно вскочили, понеже на одно место грудно их ополчилось, на вал взыдоша, солдат избиша и врата рогаток отвориша и конницу свою они пропустиша. Наперед идут солдаты с фузеи, потом роты с длинными копъи, а за ними конница: передние роты приступным боем стреляют, по них копья колют, конница рубит и грабит шатер государев, что в трубецком обозе»
[912].
За прорывом последовало запечатленное летописцем бегство защитников. «Салдаты же наши на валу стояше, на немец глядеше, полком не сташе противо поганых врагов наших. А иные бежаше; они же по них стреляше и немилостиво, яко звери, рваша и множество человек убиваше и никто же противо их сташа – никто выручки прасные полки даша, ниже воеводы и полковые чиноначальники тогда рыцарство показаша или с выручкой прибегоша; но все сии ратоборцы и славнии оруженосцы в той жестокой и неисповедимей беде смертного страху исполнени быша, вспять бегоша, и тыл даша и ко вразем хрепты обрашся…»
[913]. Ворвавшись в русский лагерь, часть шведского войска «поидоша обозом вверх» (т. е. вверх по течению Наровы), но там их продвижение было остановлено солдатами генерала Вейде, которые «с вопли и крики великими стреляхуся». Они отбили шведов, и вместе со смоленской шляхтой и московскими и новгородскими конными ротами остались в своих линиях, отгородившись от места прорыва рогатками. Была даже произведена контратака, принесшая временный успех. Суды по «сказке» майора Авраама Коррета из полка Александра Гордона, когда шведы ворвались в линию и, миновав редут контрвалационной линии, дошли до позиций полка Гордона, по приказу генерала Вейде Коррет с двадцатью солдатами пробился к редуту, повернул пушки и стал бить во фланг противнику. Это привело шведов в конфузию, и полки Вейде контратаковали и прогнали их вдоль по линии вплоть до позиций полка Девсона, т. е. до лагеря Трубецкого
[914]. Впрочем, этот эпизод не оказал влияния на общий исход дела.
