За последние две недели, подумал Броуди, он съел больше салата, чем за предыдущие шесть месяцев. И все это благодаря Рис.
— Джоани придет в ярость, когда увидит ванную.
— Так покрась ее.
Рис ковырнула немного салата.
— Я не могу покрасить пол и облицовочную плитку.
— У Мака наверняка найдется какой-нибудь растворитель. Ты же не особняк снимаешь. Эта квартира давно нуждается в ремонте.
— Пожалуй. Броуди, со мной ведь и прежде случались провалы в памяти. Правда, было это больше года назад… насколько, опять же, я в состоянии припомнить.
— Но это еще не значит, что то же самое происходит с тобой и сейчас. За последние две недели мы провели вместе много времени. Что-то я не заметил, чтобы ты ходила во сне или разрисовывала стены дома образами из своего подсознания. Никаких необычных поступков — если не считать, конечно, реорганизации моих кухонных ящиков.
— Организации, — поправила его Рис. — Реорганизовать можно то, что уже предполагает хоть какой-то порядок.
— Я же все равно находил все, что нужно… пусть и не так быстро. — «Чертовски вкусный салат», — подумал он, энергично уничтожая содержимое своей тарелки. — У Джоани никто не замечал каких-нибудь странностей в твоем поведении?
— Джоани кажется странным, что я всегда настаиваю на употреблении свежей зелени.
— Ну это уже кулинарные частности. А в Бостоне, когда это случалось, ты неизменно оказывалась одна?
Рис поднялась, чтобы выложить на тарелки гребешки.
— Нет. Я потому так и переживала, что это могло произойти в любое время и в любом месте. Когда меня выписали из больницы, я переехала жить к бабушке. Как-то раз мы вместе отправились за покупками, а позже я нашла у себя в шкафу совершенно нелепый коричневый свитер. Я спросила у бабушки, откуда он, и по взгляду ее поняла, что что-то не так. В конце концов она сказала, что я сама купила его. Она отговаривала меня, поскольку знала, что это не мой стиль. Но я заявила ей — и продавцу, — что это пуленепробиваемый свитер и он мне нужен.
Рис ловко выложила из кастрюльки гребешки.
— Как-то ночью она пришла ко мне в комнату, потому что услышала странный шум. Оказалось, что я заколачиваю окно гвоздями. Причем сама я не помнила, как брала гвозди и молоток. Очнулась я от того, что она держала меня за руки и плакала.
— На мой взгляд, это своего рода защитные меры. Ты была напугана, вот и вела себя так странно.
— Одним испугом все не объяснишь. Потом были и другие случаи. Меня долго мучили ночные кошмары. Я слышала крики, выстрелы. Мне казалось, что кто-то ломится в двери. Во время одного из таких кошмаров я вылезла из окна. Соседка нашла меня на улице. Я стояла на тротуаре в одной ночной рубашке. И я не имела ни малейшего представления о том, где я и как туда попала.
Она подвинула Броуди тарелку с гребешками.
— Тогда-то я и решила лечь в больницу. А сейчас у меня, должно быть, рецидив.
— Ну да. И происходит это всякий раз, когда ты остаешься одна. Ты работаешь у Джоани пять-шесть дней в неделю, и смена длится восемь часов. Ты проводишь много времени со мной и с Линдой-Гейл. Однако странности с тобой начинают происходить лишь тогда, когда ты оказываешься в полном одиночестве. «Газовый свет».
— А ты, стало быть, Джозеф Коттен?
— Обожаю женщин, которые любят старые фильмы, — он слегка коснулся ее руки. — Есть и другие истории. «Окно во двор», например.
— Джимми Стюарт видит убийство, которое происходит в доме напротив, — Рис в задумчивости присела за стол. — Никто больше этого не видел, и никто ему не верит. Даже Грейс Келли. Даже его приятель полицейский. Постой-ка, как же звали того артиста…
— Уэндел Кори.
— Точно. Никто не верит, что Реймонд Берр убил свою жену.
— Нет никаких свидетельств, которые подтвердили бы это заявление. Ни тела, ни следов борьбы, ни крови. Не говоря уже о том, что сам Джимми повел себя несколько странно.
— Так ты считаешь, что мой случай напоминает «Газовый свет» и «Окно во двор», вместе взятые?
— Не пропусти парня, который будет выглядеть как Перри Мейсон и говорить с французским акцентом.
— Благодаря тебе я чувствую себя намного лучше. Еще пару часов назад… — она замолчала, пытаясь справиться с волнением, — я лежала, скорчившись, на полу и хныкала. Я не могла думать, не могла действовать. Я снова оказалась на самом дне.
— Да нет, всего лишь соскользнула на несколько ступенек вниз. И сразу же поднялась. Это и есть настоящее мужество.
— Не знаю, что мне делать, — она уронила руки на стол.
— Прямо сейчас — есть гребешки. Не знаю, как это у тебя получается? Не гребешки, а объедение.
— Ладно, — она откусила маленький кусочек, прожевала. И правда, объедение. — Я набрала еще три фунта.
— В самом деле? Прими мои поздравления.
— Это потому, что я больше готовлю. Не только у Джоани, но и здесь.
— Логично.
— Еще я регулярно занимаюсь сексом.
— Угу.
— А сегодня я сделала себе модную стрижку.
— Я заметил.
Она тряхнула головой:
— Ну и как тебе?
— Неплохо.
— К чему эти неумеренные комплименты? — с иронией заметила Рис.
— Такой вот я болтун.
Она провела рукой по волосам.
— Мне нравится, как меня постригли. Если ты недоволен, так и скажи.
— Я бы так и сказал. Или заметил бы, что это твое дело, ходить с такой хреновой прической.
— Ты бы так и сказал, — задумчиво повторила она. — Знаешь, общение с тобой пошло мне на пользу. Мне нравится спать с тобой и готовить тебе. Нравится болтать с тобой. Я почти почувствовала себя… не могу сказать прежней, потому что назад дороги все равно нет.
— Да тебе и не нужно туда возвращаться.
— Ты прав. Благодаря тебе я почувствовала себя такой, какой бы я хотела стать. Но мы оба знаем, что будет куда разумнее и предусмотрительнее взять на время тайм-аут.
Броуди слегка нахмурился.
— Если это как-то связано с твоим замечанием о том, что ты влюблена…
— Дело не в этом, — она почти усилием воли заставляла себя есть. — Ты должен благодарить бога за то, что я в тебя влюбилась, даже если моя психическая стабильность остается пока под вопросом. Физически ты очень привлекателен, однако мало кто согласится терпеть твои капризы.
— Капризы — это о трехлетнем ребенке.
— Именно. Дело не в моих чувствах к тебе. Дело в ситуации. Если у меня рецидив, это неизбежно должно сказаться на наших отношениях — какими бы случайными они ни были. Если ты прав и здесь действует кто-то еще, то общение со мной в принципе становится опасным.