Раньше, до выхода на пенсию, Вера работала в Четвертом управлении.
Со своего последнего места работы – из районной поликлиники на Кутузовском проспекте, где они живут, Вера ушла по собственному желанию. Не стало больше сил смотреть на то, как маются старики без необходимых лекарств, которые не внесены в реестр бесплатно выдаваемых препаратов... Существует, оказывается, неписаное правило – не сообщать несведущим людям названия этих препаратов, дабы не обнажать всякие там закулисные игры в государственной медицинской политике.
Теперь Вера целиком сосредоточилась на своей семье – муж, дочь, внук, а с недавних пор еще и семья канареек, которые постоянно выясняют отношения, поют, как им и положено, и приносят потомство. Так что забот у нее хватает.
* * *
А старших Кассилей я помню очень хорошо. Еще бы! Мы прожили в Переделкине бок о бок, при ежедневном общении, бог знает сколько лет!
Бабушку Кассилей, мать Елены Ильиничны, которую таковой никак нельзя было назвать, поскольку она до самого конца сохраняла облик старой дамы и проявляла неустанную заботу о своей внешности. Елену Ильиничну, жену Льва Абрамовича и мать Володи, – уютную домашнюю женщину, необычайно доброжелательную, с мягкой улыбкой и внимательным взглядом красивых карих глаз. Она так же, как и Лев Абрамович, проявляла бесконечное терпение к детскому гвалту и постоянной возне – я не помню, чтобы она когда-нибудь остановила нашу разгоряченную ватагу на пороге, когда мы прорывались к Володе в его лабораторию на чердаке. В Переделкине, можно сказать, был культ детей. Возможно, нас когда-то и наказывали, но это как-то стерлось в памяти. По-моему, в основном поощряли.
Помню Володиного младшего братишку Диму, одаренного мультипликатора, к величайшему сожалению, ныне уже покойного.
Ну и конечно же самого Льва Абрамовича Кассиля. В моем детском представлении он был просто великолепен – высокий, стройный, шляпа несколько сдвинута набок, макинтош спадает свободными складками наподобие рыцарского плаща – словом, олицетворение мужественности и шарма. Никакое даже самое близкое знакомство не могло повредить его имиджу, выражаясь современным языком. Даже всезнающие дети ближайших соседей по дачам, которые порой сожалели о своей чрезмерной осведомленности о частной жизни классиков советской литературы, не могли предъявить Льву Абрамовичу какого бы то ни было нарекания. В критические переломные моменты его жизни – уход из семьи – Кассиль сохранял присущее ему благородство истинного джентельмена.
* * *
Когда-то в детские годы мы буквально зачитывались Кассилем. «Кондуит и Швамбрания», «Дорогие мои мальчишки», «Будьте готовы, Ваше Величество» – все эти книги и по сию пору стоят у меня на полке основательно истрепанные и потертые. Это было поистине новое слово в советской беллетристике, предназначенной для детей подросткового возраста. Автор стремился подавить в себе назидательность (хотя, кстати, и был выбран членкором Академии педагогических наук) и обращался к своим читателям как бы с их же позиций без снисходительности и дидактики. Он разговаривал со своими читателями на равных – шутил, «слегка за шалости бранил», с юмором изображал мир взрослых людей, переживавших в то время великие события – революцию, войну, которые, конечно, не могли не отразиться на жизни детей. И главное – он будил в подрастающем поколении мечту о подвиге, о дальних странах, посетить которые можно было не выходя из собственного дома, а просто водя карандашом по карте. Помню, как мы в Переделкине на даче у Кассилей самым пристальным образом изучали карты неведомой страны «Швамбрания», созданной силой воображения, но от этого не менее притягательной для нас, чем самая отдаленная точка нашей планеты...
* * *
В предыдущей городской квартире Кассилей, которая тогда еще была на прежней улице Горького, на одной из дверей висела большая карта «Швамбрании», где были отмечены все направления ветров и течений, Моря и Материки, «Севир» и Юг. Там были нарисованы также «Акианы», «Остров не считается – это клякса нечаянно», но вместе с тем и настоящие острова, и указано стрелками, как надо плыть «по тичению» и как «против тичения». Некоторые выражения из текста кассилевских произведений, такие как «то место, где земля закругляется» или, например, «я сегодня де в лице, у бедя насморк» употреблялись нами в виде цитат по несколько раз на день. Увы! Годы нашего детства, несмотря на то, что главным богатством на писательских дачах были уникальные библиотеки, были ограничены всевозможными запретами и провалами. Что говорить о наших познаниях русской литературы ХХ века, когда «Анна Снегина» Есенина читалась нами из-под полы, о Гумилеве большинство из нас знать не знало, а «Бригантину» Павла Когана мы впервые услышали, уже сидя на студенческой скамье. Запоздалое развитие целого поколения советской молодежи... На этом фоне книги Кассиля были нам нужны как воздух, они будоражили воображение, окрыляли мечту!..
Ну, а потом, после войны к нам еще пришли повести Льва Кассиля «Дорогие мои мальчишки» о Великой Отечественной войне и «Вратарь республики». Как жаждали тогда молодые люди читать о спорте, о мужественных поступках, о чести и достоинстве! По сути дела, Лев Кассиль становится первым пропагандистом и энтузиастом спорта в нашей стране, его книги пользуются большой популярностью и, в отличие от произведений многих советских авторов, мгновенно раскупаются.
* * *
Моя родная тетка, жена дяди Мити, Тамара Борисовна Лапина, после войны была начальником планового департамента крупнейшего издательства в тогдашнем Ленинграде – ленинградском отделении издательства «Художественная литература». Она рассказывала мне, что происходило с нераскупленными многотомными и многопудовыми собраниями сочинений советских классиков – Панферова, Софронова, Кочетова, Грибачева. Разумеется, тогда никто не думал о рациональном книгопечатании – на идеологическом фронте все подчинялось политической целесообразности. Однако из книжных магазинов поступали настойчивые сигналы о том, что катастрофически не хватает места на полках для новых поступлений. Приходилось собрания сочинений советских классиков вывозить и отдавать в «замочку».
– Что такое «замочка», тетя Тамара? – спрашиваю ее.
– Как что такое? Такой большой чан с кипящей водой – собрания сочинений – туда – бултых! – и они снова перерабатываются на бумагу.
Лев Кассиль такой «замочке» никогда не подвергался.
* * *
Увлечение музыкой Володя Кассиль унаследовал от своего отца.
На даче у Кассилей постоянно звучала музыка – далеко не всегда классическая, поскольку Лев Абрамович был большой любитель джаза. Ритмы джаза, уже подзарядив население разных стран и континентов своей энергетикой, теперь вот из-за кассилевского забора долетали и до нас. Под них и правда хотелось взбодриться и действовать.
* * *
Особенно ярко запечатлелся в моей памяти один незабываемый звездный вечер в Коктебеле. Это было в середине 60-х годов, когда поездки за границу среди писателей были очень редким явлением. А если от Союза писателей и посылали кого-то в капстраны, как это тогда называлось, то уж конечно не таких, которые будут потом откровенничать прилюдно, расписывая тамошнюю жизнь. Лев Абрамович как раз только что вернулся из Америки. В коктебельском Доме творчества писателей, где мы тогда с мужем отдыхали, было объявлено, что после ужина в летней ракушке со своими наблюдениями, вынесенными им из поездки, собирается выступить Лев Кассиль. Послушать его собралось огромное количество народа. Тут были и писатели, запомнились люди из нашего ближайшего окружения – Анатолий Аграновский, Константин Ваншенкин, Инна Гофф, Михаил Шатров, Лев Устинов, Григорий Поженян, Юрий Эльперин, Наум Гребнев, Николай Доризо и, наверное, еще многие-многие другие. Со своей дачи пришла Мирель Шагинян с Виктором Цигалем, были тут и «дикари» в большом количестве, поскольку никакие ограды и пропускные пункты, особенно в ночное время, не могли сдержать их натиск.
