Церемония передачи коллекции Варшавскому музею произошла в 1961 году, как бы ознаменовав собой кульминационную точку в жизни Валерии Владимировны, испытавшей от этого акта чувство величайшего удовлетворения. Оно хотя бы в какой-то степени компенсировало трагедию ее личной жизни – уход из семьи Константина Георгиевича.
* * *
Как всякий развод, и этот разрыв был тяжким испытанием для всех родных и близких. Для них он грянул совершенно неожиданно. Нельзя представить себе более доверительных и нежных отношений в семье, чем те, которые обнаруживают письма и дневники Константина Паустовского тех лет – «довоенные» и «послевоенные» годы. Казалось, брак его с «Звэрой» был гармоничным и счастливым, прожили они вместе немало – около пятнадцати лет... Где бы ни находился Паустовский – в своей любимой северной деревне, в лесах Солотчи, в эвакуации в Алма-Ате или в Москве, занятый бесконечными литературными хлопотами, Валерия Владимировна повсюду выступает верной его спутницей, единомышленницей и любящей женой.
При «Звэре» Константином Паустовским были написаны произведения, прославившие их автора, занявшего одно из первых мест в перечне общепризнанных советских писателей: повести «Кара-Бугаз», «Колхида», «Северная повесть». «До» и «после» войны Паустовский публикует множество рассказов, эссе, очерков. Его называют мастером лирической прозы, воспевающим природу с ее чистотой, прекрасных людей с самыми возвышенными чувствами и помыслами. Он видел в ту пору жизнь в чем-то глубинном, отстоявшемся, далеком от треволнений сегодняшнего дня, от шумных городских перекрестков, у самых истоков народного бытия. Писатель как бы парил над необъятными лесами, лугами и озерами, деревушками и рыбацкими поселками северного края, своей любимой Солотчи, черпая в их первозданной тишине вдохновение для своего творчества.
Что касается Сергея Навашина, то он стал для Паустовского своим родным, близким по духу другом и советчиком. «Серый», «Серяк», «Серячок», как называл он Сергея в письмах, – без него Константин Георгиевич буквально не мог обходиться, и если они были в разлуке, он постоянно общался с ним с помощью писем, посвящая Сергея во все свои мысли и дела. Досадовал, если Сергей долго ему не отвечал, а сам писал письма с поразительной регулярностью, во всех подробностях рассказывая ему о своих творческих планах и заботах повседневной жизни. Надо сказать, что Сергей никогда не изменял благодарной памяти о своем приемном отце, считая его своим духовным учителем и наставником.
И вот – Константин Георгиевич ушел из семьи.
В письме своему ближайшему другу К.А. Федину от 18 октября 1949 года, из Солотчи, сам Паустовский так написал о своем состоянии:
«Работать трудно. Слишком много ворвалось в жизнь за последние месяцы. От этого, очевидно, и усталость, и невозможность сразу во всем разобраться.
Все время такое ощущение, будто я закончил одну большую жизнь и все не знаю, что делать дальше, – хватит ли сил и времени на вторую...
В свободное время читаю, но больше думаю, и чем больше думаю, тем меньше понимаю, что происходит».
Однако, разбираясь в своей «сердечной смуте», Константин Георгиевич не забывал и о весьма практических аспектах в решении своих личных проблем. Как это ни грустно сознавать, но высказывание Бунина о Мережковском, когда он писал, что «от витания в облаках до приглашения зайти к нотариусу всего один шаг», оказалось применимым и к Константину Георгиевичу. Прискорбный шаг к нотариусу при разводе был сделан, но раздела имущества удалось избежать. Тогда еще суды не всегда были на стороне всесильных и знаменитых.
Нет, лучше не видеть падения великих... Недаром мы с моими сверстниками по переделкинской юности считали, что слишком близкое знакомство с классиками иной раз приносит жестокие разочарования и мешает адекватному восприятию их творчества. Но что поделаешь – такова природа экспансивной натуры художника, приходится принимать это, как данность...
* * *
Неспроста, наверное, считается, что браки, особенно счастливые, совершаются на небесах. Сергей Паустовский-Навашин обрел свою жену в буквальном смысле слова в поднебесье. Проблемы с легкими, которые у него возникли после прохождения службы в армии, привели Сергея в Грузию, в высокогорное местечко Абас-Туман для лечения – и там, на высоте одной тысячи двухсот метров над уровнем моря и в непосредственной близости от обсерватории, решилась его судьба. В это же время в Абас-Тумане на практике оказалась молодая художница, ученица Иогансона, Наталья Крандиевская. Носительница известной фамилии, крестница Алексея Николаевича Толстого, Алеши, как называли его по-домашнему, юная Наталья, словно бы сошедшая с какого-нибудь кустодиевского полотна, сразу же приглянулась Сергею. А поскольку симпатия оказалась взаимной, то все сложилось самым благополучным образом, и они счастливо прожили вместе сорок пять лет.
На профессиональном поприще Сергея ждал подъем. Основные вехи этого пути говорят сами за себя: 1968 год – защита докторской диссертации, 1975 год – избрание членкором Академии медицинских наук, в том же году назначение директором Всесоюзного научно-исследовательского института по антибиотикам с конструкторским бюро и экспериментальным заводом. Наконец, в 1984 году С.М. Навашин избирается действительным членом АМН.
Все эти замечательные даты непременно праздновались в кругу друзей и семьи, так что мы только и успевали что-нибудь у них отмечать. Дом Навашиных в Переделкине стал продолжателем старых традиций писательского поселка, где принято было и радости, и горести переживать в обществе своих близких. За столом у них сходилась компания, состоявшая из людей самых разных профессий, однако же объединенная добрыми чувствами друг к другу и к хозяевам гостеприимного дома.
Тут бывал Тимур Гайдар, прототип легендарного героя повести его заменитого отца, и сам в свою очередь отец не менее знаменитого Егора Гайдара, но Егор тогда еще только подрастал. Тимур, спецкор газеты «Правда», остроумный, близкий друг Сергея с юности. Еще один товарищ Сергея по службе в армии – Григорий Авруцкий, профессор, психолог, веселый, обаятельный человек с неизменной гитарой, он был украшением всех праздников в доме Навашиных. Импозантный адмирал Владимир Николаевич Чернавин, недавно поселившийся в Переделкине на одной из «адмиральских» дач, как мы тогда называли. В те времена В.Н. Чернавин занимал самые высокие должности, а с 1985-го был главнокомандующим ВМФ и замминистром обороны СССР. Владимира Николаевича сопровождали его жена и дочь. Очаровательные женщины, обычно сидевшие по обе стороны от адмирала, придавали ему дополнительное великолепие. И еще один постоянный гость в доме Навашиных – Виталий Сырокомский, главный редактор «Литературной газеты», и он тоже сосед Навашиных по даче. Сырокомский был источником получения информации, не кинешься ведь к адмиралу – мол-де, как там у вас, Владимир Николаевич, обстоят дела на флоте?! Ну, а литература у нас всегда за все была в ответе, так что Виталию Сырокомскому приходилось отбиваться от бесконечных вопросов, поступающих к нему со всех сторон.
Сергей, как всегда, блистал остроумием, часто не без иронии давая характеристики своим гостям, однако за столом были проверенные кадры, никто не страдал отсутствием юмора, и ни о каких обидах не могло быть и речи. Все потешались от души.
