Из жанровых сцен, запечатленных в картинах Н. Навашиной, особенно запоминаются изображение пианиста Вана Клиберна за роялем, Наташиного сына Пети за уроками и другого маленького мальчика, погруженного в мечты рядом с недостроенным парусником. Картина называется «В дальнем плавании». Она мне особенно дорога, так как на ней мы видим моего любимого, рано ушедшего из жизни брата Андрюшу Вирта.
* * *
Выше я уже писала о том, как в семье Сергея и Натальи Навашиных возникла историческая дружба с А.П. Александровым. Сергей Михайлович лечил не только жену академика, но и его самого. Удачно подобранный антибиотик помог А.П. Александрову оправиться после перенесенной серьезной операции, и они продолжали поддерживать с Навашиными самые сердечные отношения.
Конечно, у Наташи, как у профессионального художника, вскоре возник зуд, который буквально не давал ей покоя. Такая модель с его характерной внешностью ходит рядом и просто просится на полотно. Однако подступиться к Анатолию Петровичу с просьбой позировать было нелегко. И вот однажды Наталья все же решилась – подготовила все заранее в своей мастерской и в один из приездов Александровых к ним на дачу в Переделкино застала академика врасплох.
– Анатолий Петрович! Не присядете ли вы в это кресло? Вам будет удобно здесь посидеть, а я вас напишу!
Ну разве мыслимо было представить себе, чтобы А.П. с его джентельменским кодексом мог отказать хозяйке дома!
Так академик оказался в плену у художницы, и она написала его в том, в чем он был, в ярко-синем трикотажном лыжном костюме, которые были у нас в недавнем прошлом единственной формой спортивной одежды. Этот домашний портрет разительно отличается от официальных полотен с его изображениями, которых было великое множество в те годы. После этого экспромта художница получила от академика письмо, которое Наталья приводит в своей книге:
«Дорогая Наталья Петровна!
В наше время редко встречаются люди, способные так увлеченно работать, как работаете Вы. Мне никогда раньше не приходилось видеть художника, с таким остервенением способного писать, тем более такую лысую и неинтересную натуру. Только благодаря усилиям Сергея Михайловича эта натура законсервировалась до сегодняшнего дня.
Спасибо Вам обоим!
Александров.
25 марта 1978 года».
Не каждому художнику приходится получать такие письма от своей модели! И при этом от какой! Однажды мне тоже довелось быть моделью Натальи Навашиной. Она явилась на сеанс в халате, основательно расположила мольберт на сгибе локтя, взмахнула кистью, подобно дирижеру, дающему оркестру последний знак перед тем, как зазвучит первая нота, и прицельно прищурившись, устремила на меня свой взгляд, ставший вдруг острым и пронзительным. Как будто бы всю силу своей прозорливости художника она вдруг с невероятной силой вонзила в меня, и под этим взглядом я почувствовала какую-то неловкость... Это что же – Наталья видит всю меня насквозь?! Она наносила первые мазки на холст, вся подобравшись, как боец перед штурмом. Я была просто сражена. Куда девалась ее мягкость в сочетании с мелодичным голосом и ласковыми словами?!
В этой атакующей манере она и писала меня, пока не закончила свою работу.
Этот портрет с годами нравится мне все больше и больше.
* * *
Особенно привлекают в творчестве Натальи Навашиной портреты детей и, конечно, цветы. Как в стиле «бидермайер» детские лица и цветы отражают доброе отношение мастеров того века к окружающему миру, так у Н. Навашиной выбор объектов для ее полотен соответствует внутренней задаче художницы – вносить светлые ноты в жизнь людей.
Зимой 2008 года, в декабре, Петр Навашин устроил выставку своей матери в галерее «Елена» на Патриарших прудах. На улице грязь, слякоть и тьма, а на выставке детские лица – улыбаются с портретов, женские головки – приветливо кивают пришедшим на вернисаж гостям, и цветут пионы, сирень, незабудки. Все приглашенные быстро оттаяли в теплой атмосфере этого торжества. Поздравляли художницу, хвалили Петю – всем бы такого заботливого сына, обменивались друг с другом добрыми словами.
Давайте говорить друг другу комплименты.
Ведь это все любви прекрасные моменты.
Надо сказать, что лично я испытываю к Наталье Навашиной особенную благодарность за ее бесценный подарок – портреты моей мамы и брата. Их обоих нет в живых, но художнице удалось «остановить мгновение». В мамином портрете, как ни на одной из ее бесчисленных фотографий, отражена вся прелесть Ирины Ивановны Вирта – женщины немного, может быть, избалованной и капризной, однако же неотразимой. Когда мне становится особенно грустно, я смотрю на мамин портрет и мне чудится, будто между нами все-таки сохранилась какая-то связь, что она не может быть утраченной навеки...
* * *
Конечно, Н. Навашина еще вернулась к портрету А.П. Александрова через какое-то время, на этот раз запечатлев его на полотне не в лыжном синем костюме, а, как и положено, в облике выдающегося деятеля современной науки, узнаваемого среди тысячи других. Этот портрет экспонировался на многочисленных выставках и был приобретен Третьяковской галереей.
* * *
А мне в связи со спортивным костюмом Александрова вспоминается один эпизод. Все дело в том, что я наблюдала Анатолия Петровича в синих тренировках задолго до того, как его изобразила в них Наталья Навашина.
В Московском университете я училась на филфаке с Ниной Варламовой, с которой мы и по сию пору дружим, впоследствии она стала женой дирижера Кирилла Кондрашина. Кирилл Петрович с Ниной были все время в разъездах, но все-таки иногда удавалось с ними повидаться.
Однажды мы с Юрой пригласили к себе домой Кондрашиных и Александровых, уповая лишь на то, что, может быть, этим двум столь полярным гигантам будет интересно сойтись и пообщаться друг с другом.
О, самонадеянная молодость! На что еще могли мы рассчитывать, приглашая на нашу кухню этих двух выдающихся деятелей нашей современности?!
Кирилл Петрович был при полном параде и в галстуке-бабочке, а Анатолий Петрович – в своем неизменном тренировочном костюме.
Однако, насколько я помню, у нас на кухне, особенно после того, как из нее вынесли телефон, воцарилась самая теплая и непринужденная атмосфера. На столе была водка, какая-то снедь из того, что удалось «достать», но тогда такое было время, и на скромность угощения никто не сетовал.
Разговор шел на самые общие темы.
Недавно в Доме культуры Курчатовского института проходила художественная выставка, в экспозиции были работы скульптора Эрнста Неизвестного. Физики, в обход прохождения всевозможных разрешающих инстанций, могли позволить себе некоторое вольнодумство. Часто их выгораживал сам Анатолий Петрович – тогда директор Института атомной энергии, один из главных руководителей ядерной программы СССР, создатель атомного подводного флота, трижды Герой Соц. Труда – могущественная фигура для начальства любого уровня. У него всегда была одна и та же отговорка:
