Моцарт на старенькой скрипке играет.
Моцарт играет, а скрипка поет.
Моцарт отечество не выбирает,
Просто играет все дни напролет...
(Б. Окуджава)
Шестидесятилетний юбилей Кирилла Петровича (1974 год) Нина устроила дома в камерной обстановке. Были приглашены ближайшие сподвижники Кондрашина: Борис Александрович Покровский с Ириной Ивановной Масленниковой, Дмитрий Дмитриевич Шостакович с женой Ириной Антоновной и Мстислав Леопольдович Ростропович с Галиной Вишневской. Из своих личных друзей Нина пригласила как свою давнюю университетскую подругу меня с мужем.
Вечер был незабываемый.
Кирилл Петрович, словно бы сошедший к нам из-за своего дирижерского пульта, сидел рядом со мной и весело о чем-то говорил. Но сосредоточиться на его словах я не могла. Все время смотрела на его руки – какой магической силой обладали они, когда аудитория с первого же взмаха его рук замирала как завороженная и не спускала с них глаз, пока последний звук не растаял в воздухе. Словно бы что-то волшебное вселялось в его руки и в дирижерскую палочку, когда он становился за пульт и весь концерт владел нашими душами. По мнению просвещенных музыковедов, публиковавших о кондрашинских концертах самые восторженные отклики в газетах, он был, помимо всего прочего, одним из самых интеллигентных дирижеров, с равным уважением относящихся к замыслу композитора и к интерпретации солиста.
Недаром выдающиеся композиторы современности ему первому несли свои партитуры, а прославленные музыканты давали с ним свои звездные концерты.
На счету Кондрашина – исполнение полного цикла симфоний Малера и полного цикла симфоний Шостаковича.
Мне кажется, все сидевшие за столом испытывали к юбиляру сходные чувства, хотя настроение у всех было разное.
Дмитрий Дмитриевич Шостакович, как всегда, когда мне приходилось наблюдать его в обществе, был замкнут, молчалив и казался подавленным. Характерная, какая-то детская, простодушная и необыкновенно трогательная улыбка редко озаряла его лицо. Судя по всему, его отягощали скрытые недуги, и оставалось только догадываться, что было у него на душе после того шельмования, которому подвергалось постоянно его творчество. Жена то и дело бросала на него тревожные взгляды.
Никто тогда, естественно, не мог предположить, что это последний год его жизни и что в следующем 1975 году этого гения не станет.
Мстислав Ростропович был в ярости – власти преследовали его за то, что он оказывал поддержку Александру Исаевичу Солженицыну. Писатель временами находил приют у них на даче в Жуковке. Ростропович кипел, эмоции перехлестывали через край. Галина Вишневская не стеснялась в выражениях, описывая действия начальства всех уровней, которое буквально затравило их семью, не давая им нормально жить. В том же 1974 году Мстислава Ростроповича и Галину Вишневскую вынудили покинуть страну, и они переехали в США.
Сам Кирилл Петрович был озабочен прохождением медицинского осмотра – преодолевать его перед гастрольными поездками с каждым разом становилось все труднее и труднее. Это была серьезная преграда на пути к получению разрешения на выезд за границу.
Нина посылала Кондрашина к врачам, он отмахивался:
– Да я совершенно здоров!
В 1978 году Кирилл Петрович сделал решительный шаг и остался в Голландии. Жить ему предстояло всего три года. Стоя за пультом в Амстердаме, в Концертгебау, и дирижируя исполнением симфонии Малера, он почувствовал себя плохо и с трудом довел концерт до конца. Добравшись до своего дома под Амстердамом, он скончался от сердечной недостаточности. Это было в 1981 году.
* * *
Среди художественной элиты, собравшейся в тот вечер у Кондрашиных, лишь Борис Александрович Покровский был вполне благополучным. Вскоре он основал Московский музыкальный камерный театр своего имени и руководил им до своей кончины в 2008 году.
В 1974 году 12 сентября состоялась премьера оперы Д.Д. Шостаковича «Нос», которой дирижировал Геннадий Рождественский. Это была сенсация сезона. Публика валом валила на Сокол в полуподвальное помещение театра с дощатым полом и низко опущенной сценой, напоминавшее театр времен Шекспира. Успех постановщика Б. Покровского, дирижера, певцов, музыкантов оркестра был огромный. Их закидали цветами, бесконечно аплодировали. У меня сохранилась фотография, на которой запечатлены мы с Юрой и Кирилл Петрович с Ниной в антракте спектакля. Эту фотографию сделал мой друг М.Г. Носов, ныне членкор РАН, политолог, экономист, японовед и вдобавок к этому – муж моей подруги – Татьяны Аскоченской, концертмейстера театра, которая вместе с Борисом Александровичем подготовила и выпустила спектакль.
Судьба послала Борису Александровичу долгую творческую жизнь. Через несколько лет он поставил в своем театре знаменитую оперу Альфреда Шнитке «Жизнь с идиотом», которая обошла все сценические площадки Европы и везде пользовалась грандиозным успехом. Затем последовал «Дон Жуан» Мольера и еще многое, многое другое. Б. Покровский получил все возможные государственные награды и премии, а под конец жизни неформальную премию «Триумф», считающуюся одной из самых престижных в мире искусства.
* * *
Так вот, о телефоне. В те времена во многих московских домах телефон был почти одушевленным членом семьи. Мы к нему, естественно, относились неприязненно, как к нежелательному квартиранту – кому охота была иметь под боком кого-то постороннего. К тому же наш телефон с утра пораньше громко трыкал, напоминая нам о том, что пора вылезать из постели и приступать к активной деятельности. В довершение к этому у нас в подъезде был установлен сменный пост, поскольку в квартире № 16 этажом выше над нами жил академик Андрей Дмитриевич Сахаров. Это соседство объясняется тем, что мы тоже получили квартиру в домах Курчатовского института.
Не знаю, как люди добровольно идут участвовать в телепередачах и выворачивают душу наизнанку на виду у всех, это, кажется, называется «реалити-шоу», ну, а нас совсем не прельщало находиться в фокусе повышенного внимания... Иногда так и подмывало сделать какой-нибудь вызывающий жест. Но как же тогда наш сын Максим, студент МИФИ, молодой человек призывного возраста, не страдающий какими-нибудь неизлечимыми болезнями... Он немедленно будет послан в одну из горячих точек нашей планеты восстанавливать мир и порядок. При мысли об этом весь наш пыл испарялся, и мы с Юрой – в который раз – давали себе зарок – молчать и еще раз молчать...
* * *
Вскоре наш великий сосед Андрей Дмитриевич Сахаров переехал жить к своей новой жене, и пост сняли.
А мы так и остались беспризорными.
Не верьте погоде,
когда проливные дожди она льет,
не верьте пехоте,
когда она бравые песни поет...
Не верьте, не верьте...
Не верьте и тому, что все несчастья случаются в ненастный мрачный день. Был сверкающий полдень начала лета, самой красивой поры в Подмосковье – у нас в Переделкине распушилась в лесу кружевная листва, в траве появились первые ландыши, незабудки, фиалки... К нам на дачу прибежал кто-то из соседей с криком:
