Последним, кто ее в Англии навещал, был мой друг Наум Гребнев, поэт и переводчик, изредка получавший разрешение на выезд в Лондон к своему престарелому дядюшке. Гребнев приходил к Маше в гости и нашел ее существование неуютным, одиноким и скудным.
Через какое-то время после визита Наума Гребнева к Маше из Лондона пришло сообщение о том, что она покончила жизнь самоубийством.
Бедная Маргарита Иосифовна! Ну за что такие испытания выпали на долю этой маленькой, хрупкой женщине?!
* * *
Метель и вьюга того ужасного дня, 25 февраля 2009 года, теперь, наверное, всегда будут со мной, чтобы являться мне в самые тяжелые минуты.
Из помещения, похожего на ангар, выехал гроб с открытой крышкой, и такое свое, до боли родное, искаженное болезнью лицо, беззащитное и оголенное, оказалось под порывом налетевшей снежной бури, пока его не вдвинули в катафалк. Это были похороны моего младшего брата Андрея, событие, которое невозможно пережить, к которому невозможно подготовиться. Он умирал от онкологии изо дня в день, неуклонно приближаясь к концу.
Под ветром и снегом пришлось долго ждать отпевания, заказанного женой Андрея. Группа разномастно одетых людей жалась на паперти в углу запертой на замок церкви, недавно возведенной на Хованском кладбище.
Это были певчие, дожидавшиеся священника. Когда церковь, наконец, открыли, оказалось, что отпевание носило коллективный характер, и потому панихида затягивалась. Тягостная процедура в холодном нетопленном храме, сама атмосфера необжитого новодела, судя по наличию неубранных лесов, еще недостроенного, не приносила душе облегчения, не уносила ее в небеса, и в голове стучала одна только мысль: «Скорей бы! Скорей!» Но, собственно, зачем – «скорей»? Ведь дальше еще только хуже. Рядом со мной мой муж и двоюроюдный брат Юрий Лебедев, приехавший на похороны из Санкт-Петербурга.
Многих пришлось хоронить, но когда это брат, на тринадцать лет моложе меня, который всегда был для меня, как любимый ребенок...
* * *
А началось все весной в конце апреля. Андрей позвонил мне по телефону и голосом скорее удивленным, чем испуганным, сказал:
– Знаешь, со мной какая-то странная история – читаю газету, но ничего не понимаю...
Томограмма, сделанная на следующий день, показала – опухоль в мозге. Сначала мы еще надеялись, может быть это что-то доброкачественное, но вскоре подтвердилось самое худшее.
Борьба была ожесточенной. Помогать включились все наши друзья и знакомые. В Институте рентгенологии, куда мы вскоре попали, – одна отрада. Заведующая отделением рентгенологии грудной клетки – кандидат медицинских наук Татьяна Семеновна Путиевская, она же по мужу Кваша, а по отчиму Штейн. Свой человек из нашего переделкинского детства.
– Андрюшка, так это ты?! – осознала Таня, когда очередной ее пациент был помещен в аппарат.
– Он самый! – отозвался из-за экрана Андрей.
Во взрослом состоянии они, мне кажется, не пересекались, но вот свела судьба.
* * *
Родители Тани – Шурик и Люся Штейны – ближайшие друзья моих родителей и соседи по дачам, – они построились после войны в лесу у станции «Мичуринец», где образовался поселок частных писательских дач.
Недавно соединившаяся пара Штейнов излучает счастье. Людмила Яковлевна – на темной головке красный берет с хвостиком, короткая мантилька не мешает вождению машины – она вся сплошной шик и шарм. Александру Петровичу сопутствует успех со времен его первой пьесы «Флаг адмирала» и последовавших затем пьес «Океан» (1961 г.) и др. Танька, хорошенькая черноглазая девчонка, еще школьница, младший Петька замечательно подрастает на заднем сиденье автомобиля, пока его мама мотается по всяким делам.
* * *
В нашем доме Штейнов обожают – как можно было их не обожать, когда они вносят в дом оживление, радость, сияющие улыбки. Бабушка к их приходу печет свои незабываемые пирожки с капустой, у моей мамы с Люсей неистощимые темы «обо всем на свете», а папе с Шуриком тем более отлично общаться, что никакая конкуренция не разъедает их приятельские отношения.
Штейны до самых своих последних дней не теряли связи со мной. Приглашали нас с мужем на премьеры, Александр Петрович читал мои переводные пьесы, одна из которых, «Госпожа министерша» Б. Нушича, по сей день не сходит со сцены. Самым большим для меня подарком были их традиционные звонки под Новый год. Они по очереди брали трубку, расспрашивали про дела, про сына, никогда не жаловались на здоровье.
– Последнее время мы с Шуриком встречаем Новый год вдвоем, – говорила Людмила Яковлевна своим чудесным мелодичным голосом с обаятельной легкой картавинкой. – Нам с ним так интересно, что никакая компания не нужна.
Они всю жизнь были окружены друзьями, но, видимо, теперь им просто хотелось побыть друг с другом. И в самый последний раз, когда она была уже одна, Людмила Яковлевна не изменила своей давней привычке и позвонила под Новый год – она только что вернулась из больницы, вспоминала Шурика и была бесконечно грустна. Вскоре после этого разговора ее не стало...
А Таню Штейн, кудрявую черноглазую девочку, пятью годами младше меня, в которую был влюблен мой двоюродный брат Юра Лебедев, я помню сияющей в начале их романа с Игорем Квашой. Что можно написать об Игоре Кваше – всенародно любимый артист, бессменный телеведущий программы «Жди меня»?! Я знакома с Игорем поверхностно, хотя несколько раз мне и посчастливилось сидеть с ним за общим столом. Запомнилось, с какой восторженной нотой совсем не актерского пафоса отзывался он о Тане, своей жене, с ее неизменной готовностью прийти на помощь всем страждущим, беспрерывной чередой изо дня в день попадающим под ее пристрастный взгляд. Более верной подруги жизни, чем Таня, Игорь никогда бы не мог найти. Ну, а Таня – удивительно, как она смогла удержаться в своей профессии с таким бременем ответственности, будучи женой знаменитого артиста и разделяя с ним на равных все нагрузки, которые сопровождают жизнь такого человека, как ее муж?!
* * *
– Куда бы вы его ни повезли – в Германию, Швейцарию или Америку, – вам не предложат ничего, кроме того, что вам сделают у нас, – говорит мне Таня, врач высокой квалификации, полностью отвечающий за свои слова. Я прихожу в ее кабинет на пятый этаж Института рентгенологии из палаты брата немного отогреться душой. Таня меня не утешает. Лицемерить в таком вопросе, как жизнь или не жизнь, – не в ее характере. При этом Таня понимает меня как никто другой – она сама понесла тяжелую потерю и до сих пор не может вспоминать об этом без слез. Ее младший брат Петя Штейн, тот самый ребенок, так счастливо подраставший в машине своей матери, безвременно скончался в возрасте 59 лет от той же безжалостной онкологии.
Петр Штейн за свою короткую жизнь – как будто бы он торопился куда-то – успел не раз жениться, стать режиссером, поставить в Театре Ленкома «Бременских музыкантов», создать на телевидении кинофильм «Бедная Настя» и сериал «Зона». Театральная общественность возлагала на него большие надежды, а в кинематографии от Петра Штейна ждали появления новых лент. Но полностью реализовать себя Пете так и не пришлось.
