Критерий, на который можно ориентироваться в исследованиях, теперь будет таким: если поведение не зависит от состояния знания данной системы, оно не имеет отношения к когнитивной науке. Например, состояние знания компьютерной системы не скажется на последствиях отключения питания, поэтому когнитивистов такие последствия не интересуют. <…>
У меня нет желания разубеждать тех, кто хочет развивать когнитивную науку в таком ключе, но мне с ними и не по пути. Я предпочитаю придерживаться другой линии и дать более конкретное определение еще одной науке. Поэтому я сделаю третий шаг: нейробиологи-когнитивисты хотят понять молекулярные основы эпистемологических систем, где на этот раз под молекулярными основами подразумеваются законы, которые в сочетании с законами физики, химии, биологии и психологии управляют поведением неодушевленной материи в эпистемологических системах. (Термин “эпистемологическая система” условный, я использую его за неимением лучшего.) Можно напоследок еще заменить “неодушевленную” на “одушевленную”. Не вижу принципиальной разницы.
Добавив условие, что когнитивная наука имеет дело только с живыми, обладающими сознанием системами, мы тем самым отпускаем искусственный интеллект на волю, пусть он развивается своим путем, не зависящим от результатов эволюции органического мира. Сейчас нас интересует подмножество систем, обладающих сознанием, а наш критерий – влияет или нет состояние знания данной системы на ее поведение. <…>
Должно быть, уже ясно, что на самом деле я не могу ответить на заданный мне вопрос – что хотят узнать когнитивисты. Но, на мой взгляд, нейробиологи-когнитивисты хотят узнать нечто довольно интересное, и планомерная проработка выводов из тех определений, к которым мы пришли, меняя биологическую модель, могла бы дать некий результат.
Вы не поверите, но я попытался ответить. Весна, наверное, подействовала.
Кому: Джордж А. Миллер
От: Майкл С. Газзанига
RE: Варианты когнитивной нейронауки
Хорошо, вы считаете, что наша цель – понять те процессы в живых системах, что регулируют появление и исчезновение разнообразных психологических составляющих когнитивного агента. (Если выразиться иначе, будет ли справедливым утверждение, что определяющие свойства когнитивной системы соответствуют нарушениям обработки информации?) Или же мы должны понять, как работает программное обеспечение мозга – те алгоритмы, которые управляют пространственно-временными паттернами в нейронных сетях. Для начала: не переводите ли вы стрелки своим определением когнитивной нейронауки? По-моему, так и есть. Давайте посмотрим, что другие говорят о процессе познания – и, как правило, в других терминах. К примеру, Сперри настаивал на том, что сознание – это эмерджентное свойство пространственно-временного взаимодействия в обслуживающей это явление нейронной системе. По его мнению, эмерджентные ментальные свойства служат как бы обратной связью и регулируют деятельность породившей их системы. На мой взгляд, такая позиция объясняет, что значит “акт познания” с точки зрения нейробиолога. Маккей предлагает свое описание фундаментальной особенности когнитивной системы: “Прямым коррелятом осознаваемого опыта является самооценивающая, контролирующая или метаорганизующая деятельность мозговой системы, и именно эта система задает нормы и приоритеты, а также формирует внутреннее состояние готовности принимать в расчет источники сенсорной стимуляции”. В этом определении меня поражает довольно-таки пассивный характер процесса сознания, это больше подходит для толкования таких слов, как “поденщик” и “диспетчер”. В определении Маккея система не пытается вмешиваться в естественное для организма стремление реагировать на команду инстинктивно.
Если я прав, то ваше определение хотя бы помогло мне прояснить некоторые вопросы и четко обозначило цель: узнать, каким законам подчиняется эпистемологическая система – единственная живая система, управляющая биологической системой. Размышляя об этом, я думаю, что эпистемологическая система занимает более высокое положение по отношению к биологической. Вы к этому клоните?
В любом случае вы поставили перед нами задачу – не только попытаться выяснить, как именно когнитивная система сообщает сознанию о плодах своего труда, но и найти признаки того, что когнитивная система – это процесс, способный заменять архитектуру мозга. Можно ли пролить свет на эту динамику иным способом, кроме изучения патологических состояний мозга? В каком-то смысле нейробиолог-когнитивист старается выудить у организма подсказки к этой загадке. Но прежде чем перейти к проблемам, которые мы увидели в ходе обследования пациентов с повреждениями мозга, позвольте мне сделать одно наблюдение, которое, думаю, надо предварительно пояснить.
Выяснять, кто такие ньюйоркцы и что такое Нью-Йорк, надо по-разному. На мой взгляд, разбираться с последовательной и параллельной системами тоже следует по-разному. Прежде чем заняться интеллектуальным анализом когнитивной функции, не надо ли ответить на другой вопрос – конкурирует ли эта система за внимание человека? Если мы согласимся принять эту пока еще грубую модель, то, мне кажется, патологии мозга, имеющие отношение к теории познания, получат совершенно иную трактовку.
Теперь рассмотрим ситуацию, когда заболевание мозга согласуется с этими представлениями о том, что составляет когнитивную систему. Иногда при патологии мозга наблюдаются относительно независимые нарушения одного из системных свойств когнитивного агента. Например, часто изучают пациентов с нарушениями памяти. На одном уровне анализа они не способны (1) запоминать новую информацию и (2) объединять два новых элемента в новую концепцию. Если рассмотреть патофизиологические процессы, лежащие в основе этих нарушений, можно увидеть, что как диффузное, так и очаговое поражение мозга согласуются с этим расстройством психики. Чтобы заметить разницу на психологическом уровне, надо копнуть поглубже. Пациенты с очаговыми поражениями демонстрируют стойкую неспособность передавать информацию из кратковременной памяти в долговременную, несмотря на обилие подсказок в процессе припоминания (например, категориальных). С другой стороны, пациентам с диффузными поражениями мозга подобная когнитивная стратегия не помогает. Их способность припоминать не улучшается.
Что нам делать с этими наблюдениями? Прежде всего, должны ли мы исключить из рассмотрения пациентов с диффузными поражениями, поскольку они все же воплощают собой когнитивную систему? Сохранился ли их когнитивный агент? Если да, то какие их свойства переводят их в интересующую нас группу? У меня ответа нет. Мне кажется, пациенты с поражениями мозга требуют от нас более точно определить понятие “когнитивной проницаемости” как отличительного признака когнитивной системы. Я глубоко убежден, что здесь кроется нечто важное, и вместе с тем мне не дает покоя чувство, что мы запросто можем упустить из виду множество когнитивных агентов.
На что Джордж ответил:
Кому: Майкл С. Газзанига
От: Джордж А. Миллер
RE: Путь извилист и далек
Поскольку вы хотя бы попытались принять мое определение когнитивной нейронауки, мы должны теперь попробовать применить его на практике. Я хочу переформулировать его иначе, но прежде избавимся от “эпистемологической системы”. Для начала обозначу основные идеи, как они мне видятся.
