Я выяснил, кто может обладать информацией об этих пациентах в Рочестерском университете, и позвонил тому человеку. Это сработало, и через канцелярию доктора Фрэнка Смита, который в начале 1940-х работал в университете и оперировал тех самых пациентов, я смог получить разрешение увидеть их, если сумею отыскать.
Я спланировал множество экспериментов, отличных от тех, что проводил Акелайтис, и обменялся со Сперри письмами по поводу моих идей и плана действий. Я подал заявку в фонд Мэри Хичкок в Дартмутской медицинской школе и получил небольшой грант (двести долларов) на аренду машины и оплату моего проживания в Рочестере. Я выехал туда и направился сразу в офис Смита, чтобы начать поиск нужных имен и телефонных номеров в его картотеке. Пока я там находился, он позвонил, чтобы сказать, что передумал, и фактически попросил меня убраться восвояси. И хотя моя машина была набита позаимствованными тахистоскопами (приборами докомпьютерной эпохи, показывающими изображения на экране определенное количество времени) и другим инвентарем с психологического факультета Дартмута, я уехал, как меня и попросили. Попытку выяснить, как рассечение мозолистого тела влияет на людей, пришлось отложить на потом.
Тем не менее через несколько месяцев я снова был в пути, и на сей раз не разочарованный, а радостный. Я направлялся в Пасадену. На следующие пять славных лет Калтех должен был стать моим домом.
Исследуя Калтех
Большим приключением стал переезд из “Зверинца” в так называемый Дом Дж. Альфреда Пруфрока, через дорогу от биологического факультета Калтеха. Обустроиться мне помогал один из аспирантов Сперри, Чарльз Хэмилтон, который вскоре стал моим лучшим калтеховским другом. Он настоял, чтобы я жил в Доме Пруфрока. К тому времени дом приобрел невероятную известность благодаря своим жильцам, закатываемым там вечеринкам, да и всему остальному. В число соседей Чака по комнате, уже украсивших своим присутствием арендованный двухэтажный дом, входили Говард Темин, впоследствии получивший Нобелевскую премию за свои прорывные исследования вирусов, и Мэтт Мезельсон, который вместе с Франклином Сталем поставил один из наиболее известных экспериментов во всей молекулярной биологии
[13]. Когда я въехал, там жили Сидни Коулман и Норман Домби, два физика-теоретика – один учился с Ричардом Фейнманом, нобелевским лауреатом и прославленным популяризатором науки, а другой учился с Марри Гелл-Манном, еще одним нобелиатом, автором термина “кварк”. Коулман в итоге сделал выдающуюся карьеру в Гарварде и стал известен как “физик физиков”.
Вечеринки на выходных в Доме Пруфрока были иного калибра, чем вечеринки в “Зверинце”. На одной из них появился Ричард Фейнман. Перед уходом он подошел ко мне и сказал: “Можете расщепить мой мозг, если гарантируете, что после этого я смогу заниматься физикой”. Смеясь, я сказал: “Гарантирую”. В мгновение ока Фейнман протянул мне обе руки, чтобы скрепить договор!
Маргарет Мид однажды отметила, что думала, будто все мужчины Калтеха считают главной частью женщины пупок, ведь голую женщину они видели только на развороте журнала “Плейбой”. Она отзывалась об учащихся в Калтехе очень резко, и студенческая газета в апреле 1961 года упрекала ее за это:
Во вторник вечером при полном аншлаге доктор Мид обсудила проблему “Дилеммы студента колледжа: четыре года сексуальной неопределенности”. Отпустив несколько колких замечаний в адрес калтеховцев, присутствовавших среди слушателей, она рассмотрела культуру, в рамках которой живет Калтех, и некоторые возможности развития. В этой культуре, по словам доктора Мид, принято считать, что секс совершенно обязателен для здоровья. Такое отношение привело к ранним бракам, которые, согласно доктору Мид, несовместимы с максимальным развитием умственных способностей. В ее речи подразумевалось, что калтеховцам стоит жениться значительно позже или даже не жениться вовсе
[14].
Таинственное обаяние студенческой жизни Калтеха существует и сейчас, и оно отражено в телесериале “Теория Большого взрыва”.
В мою бытность аспирантом я свел знакомство со множеством студентов, многие из которых остаются моими близкими друзьями по сей день. К примеру, в Калтехе я познакомился со Стивеном Хилльярдом, поскольку он давно интересовался пациентами с расщепленным мозгом; он определенно один из лучших известных мне ученых. Он полагается главным образом на экспериментальные данные и щепетилен в деталях. Мы со Стивом работали над совместными проектами в течение многих лет, и по сей день мы постоянно поддерживаем связь. Его тихий нрав скрывает проницательный ум и четкое понимание происходящего в любой запутанной ситуации, будь то массив научных данных или бар, полный пьяных. Эта способность позволила ему воспитать плеяду талантливых студентов, из которых все до единого достигли успеха. Он задавал им планку.
Гарвард, Стэнфорд, Калтех и им подобные имеют престижные аспирантские программы в области естественных наук. Один незаслуженно забываемый факт академической жизни заключается в том, что большинство аспирантов в свое время не вошли в число студентов заведения, где проходят аспирантуру. Конечно, всегда есть исключения, подобные моим соседям по Дому Пруфрока, но тенденция такова, что наиболее престижные факультеты, готовящие бакалавров, не снабжают науку своими выпускниками. Есть ощущение, что юридические, медицинские школы и школы бизнеса забирают себе бо́льшую часть студентов с лучших факультетов для подготовки бакалавров. В Калтехе аспиранты умные, но часто между ними и пресловутыми студентами наблюдаются разительные отличия.
В самый первый день моей аспирантской работы Сперри выдал мне задание. Мне нужно было провести эксперименты с расщепленным мозгом, которые мы с ним разработали во время моего последнего года обучения в Дартмуте, но на пациентах из Калтеха, а не из Рочестера. Не успел я опомниться, как оказался в эпицентре захватывающего и изматывающего проекта, тестируя крепкого и обаятельного мужчину, У. Дж., которому вот-вот должны были сделать комиссуротомию, так называемую операцию по расщеплению мозга, чтобы усмирить его своенравную эпилепсию, не поддающуюся лечению другими методами. Он относился к типу уравновешенных людей, внушающих уважение, особенно такому молодому, зеленому аспиранту, каким был тогда я.
Джозеф Боген, штатный нейрохирург Калтеха в те годы, сделал критический обзор медицинской литературы и пришел к убеждению, что операция по расщеплению мозга должна оказать благоприятный эффект. Это именно он запустил тот проект. Он попросил провести операцию доктора Филипа Вогеля, профессора нейрохирургии в медицинской школе Университета Лома Линда, расположенной в Лос-Анджелесе. В мои задачи входило оценить психологические и неврологические изменения, если таковые возникнут, по поведению У. Дж. после рассечения соединений между полушариями его мозга.
