Сразу видно, какой тут открывается широкий спектр возможностей, и те специалисты по когнитивной нейронауке, которые занимаются сходными вопросами, до сих пор обсуждают статью, написанную, когда Эндель был в Дейвисе
[182]. Я оставался в тени, просто наблюдая, но Майк предложил закатать рукава и проверить все на пациентах с расщепленным мозгом. Раньше у таких пациентов процессы, связанные с памятью, практически не изучались, за исключением пары исследований. Неудивительно, что полученные в них результаты противоречили друг другу: согласно одному из них, у пациентов были нарушения памяти
[183], согласно другому – нет
[184].
Вопрос сводился к тому, будут ли два полушария вести себя по-другому теперь, когда они отделены друг от друга. Согласно модели Тульвинга, левое полушарие должно будет плохо извлекать эпизодические воспоминания, а правое – семантические. Майк обнаружил, что происходит нечто иное, и именно в таких случаях пациенты с расщепленным мозгом помогают найти элегантные ответы на сложные вопросы
[185]. Можно просто спросить у отделенного левого или правого полушария, что оно умеет делать, а что не умеет. В данном случае Майк показал, что каждая половина мозга в принципе способна как кодировать, так и извлекать информацию любого типа. Однако он также обнаружил, что левое полушарие лучше справлялось с вербальной информацией, а правое – со зрительной, например с лицами. Другими словами, у каждого полушария своя специализация. Полушарие, которое специализируется на том типе информации, который предъявляется в эксперименте, справляется с этим типом информации лучше. И это не имеет никакого отношения к различению семантической и эпизодической памяти.
В общем, складывалось впечатление, что системы памяти узнавания
[186] обоих полушарий ведут себя схожим образом, если раздражители не попадают в круг предпочтений соответствующего полушария. Каждая половина мозга умеет кодировать и извлекать новую информацию. Однако у меня все равно остаются сомнения. Эндель редко ошибается. Пожалуй, нужно запланировать больше экспериментов.
Воспитывая следующее поколение
Везде, где я побывал за почти тридцать лет, люди интересовались пациентами с расщепленным мозгом и тем, что мы благодаря им можем узнать о строении мозга. Анатомы, физиологи, специалисты по биологии развития, по биологии восприятия и по когнитивным наукам, эволюционные психологи, философы – все хотели знать, как их работе могут помочь эти исследования. К тому же благодаря этому всеобщему вниманию мне удалось познакомиться с людьми из самых разных научных областей. Обширные сферы нейронауки и когнитивной науки редко пересекались, а ведущие ученые каждого отдельного направления едва знали друг друга. Между тем я их всех знал. И мне было совершенно ясно, что всем им пойдет на пользу совместная работа.
Я начал заведовать Летним институтом когнитивной нейронауки в Дартмутской медицинской школе в 1989 году. Его основал фонд Джеймса Макдоннелла, чтобы исследователи и молодые ученые из самых разных областей регулярно собирались вместе. Главная идея была в том, чтобы они ознакомлялись с широким спектром методов, подходов и знаний из нейронауки, медицины, психологии, лингвистики, информатики, инженерного дела и философии. Когда в 1992 году мы переезжали в Дейвис, то организовали переезд и летнего института. Лео Чалупа и Эмилио Бицци приняли на себя руководство двухнедельной школой, которая к тому моменту существовала уже три года. Также появилась идея встречаться каждые пять лет, чтобы регулярно оценивать состояние нашей ветви науки и различных ее направлений. На подобную встречу от каждой области специализации для ее глубокого самоанализа приглашались бы дополнительно восемь ученых – лидеров в своей дисциплине. Получалось, что почти сотня ученых приезжала бы в одно место на три недели. Я боялся, что это будет изнурительно, если вообще возможно. Мы хотели, чтобы каждый участник написал главу о своей работе, и договорились с издательством Массачусетского технологического института, что оно опубликует их все одной большой книгой.
При всем уважении к Дейвису казалось маловероятным, что его сорокаградусное лето все сочтут достаточно заманчивым. Мы ломали головы, где все это провернуть, когда появилась молодая яркая британка Фло Бэтт. Она была незаурядной личностью с девизом “Позвольте мне решить эту проблему” и милым британским акцентом в придачу. Мы наняли ее в качестве менеджера этого комплексного проекта. Всего через несколько недель я был уверен, что она наверняка работала на саму английскую королеву. Она спорила, умасливала, выпрашивала. Все получилось, и летом 1993 года мы провели трехнедельное мероприятие в отеле в Скво-Крик около озера Тахо в горах Сьерра-Невада. Это просто невероятное место, и мы до сих пор проводим там встречи каждые пять лет благодаря добрым начинаниям Фло. Самое удивительное: я на каждой лекции сижу в задних рядах, что для меня непривычно, но это мероприятие совершенно уникально.
Публикуемая каждые пять лет по мотивам наших встреч книга стала эталоном в этой области. Когнитивные нейробиологи, для которых она издается, были даже застигнуты за чтением глав, не относящихся к их сфере деятельности. Идея сработала, а все потому, что редакторы и издатели были полностью погружены в дело. Начиная с сильно обновленного второго издания, моя дочь Марин в свои свободные часы стала помогать нам в качестве ведущего редактора
[187]. В это же время моя жена руководила нашим журналом (Journal of Cognitive Neuroscience), а дочь Кейт занималась организацией нового Общества когнитивных нейронаук. Это начинало походить на семейный бизнес.
