Оглядываясь на свой путь в науке, я понимаю, что в силу своей профессии жажду некоторого логического завершения, подведения итогов исследования. За многие годы я выслушал тысячи выступлений на всевозможных семинарах, и мне слишком хорошо знакомо скептическое “Он вообще слыхал, что должны быть начало, середина и конец?”. Предполагается, что экспериментальная научная программа имеет именно такую структуру, хотя миллионы ученых, похоже, не знают, как ее соблюсти. Сейчас принято “выделять главное”, мы живем в эпоху кратких изложений, TED-конференций
[242], ярких цитат и сводок новостей. Мы должны усваивать столько информации, что единственная наша надежда – уложить весь мир в компактные, хотя бы с виду законченные истории. Неопределенность нас не устраивает.
Все мы жадны до информации и уже впали в зависимость от нее, например, привыкли к возможности в любой момент обменяться сообщениями и позвонить друг другу по мобильному телефону. Однако опытный профессионал отличается от дилетанта тем, что понимает, как все непросто. Искусство в том, чтобы уметь объяснять понятно, не теряя глубинной сложности темы. В моем случае это значит всегда помнить, что все наши попытки объяснить, каким образом мозг выполняет свою виртуозную работу, порождая разум, – это самое начало пути. Возьмите любой этап истории человечества – записи размышлений людей о природе жизни существуют столько же, сколько вообще существуют письменные документы. Становится очевидно, что все мы лишь прислушиваемся к непрекращающемуся диалогу, не имеющему ни начала, ни середины, ни конца. Возможно, мыслительные процессы и имеют какие-то ограничения, однако нам пока не удалось досказать историю до конца.
Благодарности
Прежде всего я хочу поднять бокал за всех наших пациентов с расщепленным мозгом, которые участвовали в экспериментах. Если бы не их благожелательность, самоотверженность, бесконечное терпение и готовность жертвовать своим временем, мы никогда не получили бы столько важной информации о строении и функционировании мозга. Они потрудились на славу, и все мы с удовольствием общались в течение многих лет.
Далее моей самой глубокой признательности заслуживают десятки ученых – как те, кто занимался описанными в этой книге исследованиями, так и все остальные, кто за последние пятьдесят лет провел множество других исследований. Среди них были студенты старших курсов и постдоки, преподаватели университетов и сотрудники разных научных институтов. Все они, как и я, восхищались нашими пациентами и их стремлением помочь науке. Они отлично поработали.
Хочу выразить особую благодарность своим коллегам, которые помогли мне подготовить книгу – прочли ее и высказали массу полезных замечаний. Я назову их по алфавиту: Флойд Блум, Скотт Графтон, Майкл Познер, Марк Райкл, Джон Туби, Стивен Хилльярд и Лео Чалупа. Хочу также поблагодарить за конструктивную критику и редактирование мою жену Шарлотту, сестру Ребекку и моих друзей Дэна Шапиро и Эрика Каплана. И я не выполнил бы своей задачи без помощи Джейн Невинс из фонда Чарльза Даны.
В моей работе всегда был рядом мой надежный агент Джон Брокман. Он держит своих сотрудников в боевой готовности и не позволяет нам отвлекаться от главной цели – написания научной работы для широкой читательской аудитории. В последние годы счастливая судьба свела меня с Дэном Хэлперном из редакции Ecco издательства HarperCollins. Дэн указал мне на кое-какие этические проблемы в моей небольшой книжке и с тех пор навсегда остался моим издателем. Большое спасибо моей студентке и лаборантке Калли Хилл, которая оказала мне неоценимую помощь в проведении презентаций. И наконец, спасибо моему редактору Хилари Редмон. С неизменной улыбкой она боролась с путаницей в моей рукописи, пока не привела текст в порядок. Я в долгу перед ней.
Приложение I
Нобелевская премия по физиологии и медицине 1981 года
Приложение I нобелевская премия по физиологии и медицине 1981 года По материалам статьи, опубликованной в журнале Science 30 октября 1981 года
[243].
В 1981 году Нобелевская премия в области физиологии и медицины была присуждена трем американским ученым. Половину получил Роджер Сперри из Калифорнийского технологического института, вторую половину разделили Дэвид Хьюбел и Торстен Визел из Гарвардского университета.
Когда вышел первый информационный бюллетень с известием о присуждении Сперри Нобелевской премии по физиологии и медицине за 1981 год, у его коллег и студентов был лишь один вопрос – за какую из его работ? Точно никто ничего еще не знал, а предположить можно было по меньшей мере три заслуживающие внимания области – нейробиологию развития, экспериментальную психобиологию и исследования расщепленного мозга у человека. Наградили Сперри, конечно же, за работу по последней из трех тем, но его ученики, занятые в других областях, остались при своем убеждении – другие темы не менее достойны премии.
Нобелевская премия, присужденная Сперри, профессору психобиологии с биологического отделения Калифорнийского технологического института, должна вдохновить других ученых, которые видят главную задачу нейронауки в понимании процесса сознания у человека и описании ее с позиций точной науки. Эта награда символизирует признание огромных заслуг Роджера Сперри в его неустанном стремлении вникнуть в процессы сознания, происходящие в человеческом мозге, – более сорока лет назад он начинал с похожих, но более фундаментальных исследований и развил их с исключительным мастерством и подлинной страстью. Бесспорно, можно утверждать, что именно проделанная Роджером Сперри работа помогла четче сформулировать основные цели и вопросы современной нейронауки.
Истоки отмеченной Нобелевской премией работы уходят в 1960-е годы, и в том, как самые первые знания, полученные при изучении расщепленного мозга, были применены в дальнейших исследованиях, чувствуется научная предприимчивость Сперри. Все началось в 1961 году, когда врач Джозеф Боген предложил сорокавосьмилетнему ветерану войны сделать операцию по разделению полушарий, чтобы справиться с не поддающейся другому лечению эпилепсией. Боген знал о прежних работах Сперри по разъединению полушарий мозга у животных, а Сперри и Рональд Майерс уже продемонстрировали поразительные эффекты дисконнекции – а именно, что информация, полученная одним полушарием, не передается другому. Когда стали проводить исследования на человеческом мозге, эксперименты на животных уже шли во всем мире.
На самом деле исследования Сперри на животных разительно отличались от более ранних работ по рассечению мозолистого тела у людей, которые проводились в начале 1940-х годов. В первых публикациях сообщалось, что рассечение, как тогда писали, комиссур переднего мозга не оказывает заметного влияния на взаимодействие полушарий. Отчасти именно эти публикации помешали распространению идеи о том, что разного рода информация передается в мозге по отдельным каналам. Неясно было, поможет ли операция купировать эпилептические припадки, однако Боген, тщательно изучив ряд историй болезни, решил, что хирургическое вмешательство должно принести пользу. Он оказался прав. Новые знания позволили также начать новые эксперименты с расщепленным мозгом у людей – со временем это стало возможно благодаря готовности самих пациентов к сотрудничеству.
