Когда пациент с расщепленным мозгом начал за счет “неговорящего” правого полушария производить интегрированные действия, которые левое, доминирующее по речевым функциям, не могло ни описать, ни осмыслить, это потрясающее зрелище оказалось полной неожиданностью для исследователей. Чудесное было время. Стало ясно, что модель для животных работает и на людях, и тогда Сперри разработал программу исследований расщепленного человеческого мозга, которые продолжаются по сей день. Эксперименты Сперри позволили сделать открытия в областях, касающихся теории сознания и специализации разных частей мозга, когнитивной науки и клинической неврологии, а также размышлений о человеческих ценностях. Он щедро делился опытом со многими студентами Калтеха, в числе которых были Колвин Тревартен, Джерри Леви, Роберт Нибис, Чарльз Хэмилтон, Иран Зайдел, а также я; все мы работали с ним по теме расщепления мозга. Однако главные достижения принадлежат Роджеру Сперри. Он по своему характеру интересовался исключительно острыми вопросами и своих подопечных учил не тратить силы и время ни на что, кроме важных проблем.
В лаборатории Сперри исследования человеческого мозга делились на две основные фазы. Первая – описание основных неврологических и психологических последствий операции по расщеплению мозга и определение индивидуальной психологической природы каждого из разделенных полушарий. Собранные за шесть лет данные показали, что корковые комиссуры играют ключевую роль для взаимодействия полушарий при выполнении перцептивных и двигательных функций. В ходе тех же экспериментов выяснилось также, что “неговорящее” правое полушарие отвечает за определенные функции, связанные с невербальными процессами, а левое, что неудивительно, доминирует во всем, что связано с речью. Впервые за всю историю нейробиологии было экспериментально показано, как проявляются специфические функции каждого полушария в зависимости от того, какую половину мозга просят выполнить задание. В ходе важных клинических обследований пациентов с повреждениями мозга удавалось лишь показать отсутствие функции – не конкурентное, а раздельное, латерализованное сосуществование таких функций. И наконец, когда выяснилось, что одна половина мозга пациента ничего не знает о деятельности другой, стало очевидно, сколь важны эти результаты для модели психического состояния.
Во второй фазе исследований акцент был сделан на различных когнитивных стилях полушарий и специфических речевых способностях правой половины мозга. Эта тема интересовала не только Сперри, но и других ученых, изучавших латерализацию функций мозга, причем работы велись как со здоровыми людьми, так и с теми, кто страдал неврологическими заболеваниями. Оказалось, что природа организации человеческого мозга дает людям массу возможностей. Были подняты чрезвычайно интересные проблемы, и многие современные научные работы в области нейропсихологии посвящены поискам непростых ответов на ключевые для того исследования вопросы.
Следует помнить, что этим поискам предшествовал цикл экспериментов Роджера Сперри, которые легли в основу современной нейробиологии развития – пожалуй, половина всех тем в нейронауке зиждется на тех опытах. Все началось в 1940-х годах в Чикагском университете. Сперри, тогда еще аспирант, подверг сомнению нейробиологическую теорию своего гениального учителя Пола Вайсса о том, что “функция предшествует форме”, то есть что центральная нервная система и ее периферийные связи не определяются генетическими механизмами. Сперри провел серию экспериментов, затянувшуюся еще на двадцать с лишним лет, каждый новый опыт в которой был интереснее предыдущего, и сформулировал собственную теорию хемоспецифичности. Все современные нейробиологические исследования так или иначе связаны с его концепцией ключевой роли химического градиента в избирательном взаимодействии нейронов, и сегодня каждый ученый, занимающийся нейробиологией развития, старается найти в ней свою нишу.
После Чикаго Сперри несколько лет работал в лаборатории биологии приматов при Гарвардском университете в сотрудничестве с Карлом Лешли. И вновь чутье подсказало ему, что принятая в то время модель работы мозга неверна, и он оспорил гипотезы Лешли о том, что кора полушарий действует единой массой и эквипотенциальна. В ходе новых экспериментов, которые отчасти привели его к открытиям в работе на животных с расщепленным мозгом, он поставил крест и на нескольких концепциях гештальтпсихологии о механизмах мозговых процессов и восприятия. В начале 1950-х годов нобелевский лауреат Джордж Бидл пригласил Сперри, тогда уже признанного во всем мире лидера в области исследований мозга, в Калтех на должность профессора психобиологии. Это была престижная работа в прославленном научном заведении, так что Сперри принял предложение и начал свое главное исследование расщепленного мозга у животных и людей.
В наши дни жизнь ученого – уже не то сплошное удовольствие, как в былые годы. Научная работа сопряжена с нудными, отнимающими массу времени административными обязанностями, с мутной бюрократией, с необходимостью отвечать на бесконечные бездарные заявки претендентов на гранты и научные программы и еще много с чем в том же духе. По мере того как сокращается финансирование научных исследований, что мы наблюдаем в последние пятнадцать лет, растет спрос на громкие, цветистые фразы, и кое-кто начинает думать, что это и есть наука. Мы все это понимаем, и я думаю о Сперри каждый раз, когда сталкиваюсь с чем-то подобным. Научная демагогия была ему совсем несвойственна. На чересчур масштабные серии экспериментов он смотрел косо. Он знал, что такое настоящая наука, как она делается, активно проводил эти установки в жизнь и следовал им с маниакальным упорством. Он никогда не играл в бюрократические игры, не растрачивал себя по мелочам, и мне хочется верить, что когда-нибудь все научное сообщество, следуя примеру его непреклонности, принесшей ему заслуженные награды, вновь вернется на правильный путь. Счастьем было работать у него в лаборатории и стараться соответствовать интеллектуальному накалу и чувству свободы, неизменно исходившим от него.
Старт блестящей карьеры Сперри пришелся на те времена, когда специалисты по нейробиологии (тогда еще далеко не столь модной, как сейчас) изучали мозг потому, что хотели знать, как его работа объясняет поведение. В отличие от многих нынешних ученых их не слишком интересовал мозг сам по себе. В своих экспериментах они изучали, как биологическая система своей работой определяет поведение и в конечном итоге осознанное восприятие. Хотя Роджер Сперри изучал индивидуальную нейроспецифичность, он понимал и обсуждал ее значение для более обширной проблемы “гены или среда”, которую так изящно развили его нобелевские солауреаты Дэвид Хьюбел и Торстен Визел.
Еще один пример функционального подхода – великолепная статья Сперри о том, как некоторые аспекты поведения рыб меняются после избирательного хирургического вмешательства, в которой сформулирована “теория эфферентной копии”, основополагающая для большинства современных исследований перцептивно-моторной функции. Стоит вспомнить и другие теоретические работы 1950-х годов, ставшие классическими, например о “нейронной основе условного рефлекса”, о “неврологии и связи разума с мозгом”. Роджера Сперри можно охарактеризовать как нейробиолога, полностью отдававшего себе отчет в том, зачем и почему он решил заняться исследованием мозга. Он стремился пролить свет на биологическую и психологическую природу человека, и, хотя эта проблема до сих пор не решена, ни один ученый в мире не сделал столько ради ее изучения, сколько сделал Сперри.
