— Не только та мать, что жизнь дала. Ею может стать и та, кто вырастила, заботилась, дала воспитание и свою любовь. Та, что готова защищать, вложить все свои силы…
Жирный такой намек в мою сторону.
Я поймала взгляд Власена. Задумчивый, пытливый, ищущий и надеющийся. Улыбаться не стала, не тот момент, мог воспринять как издевку. Потому просто не отвела своего взгляда, смело встречая его. Не давая аванса, но и не забирая надежду на то, что смогу стать для него семьей.
— А что стало с волком? — спросила Марика. — Он так больше и не обернулся человеком? И с девушкой — она получила по заслугам?
— Помощник стал Хозяином Леса и поклялся себе, что будет защищать источник. Больше никогда он не оборачивался в человека… Говорят, он поклялся и в том, что не станет человеком, пока не полюбят его в облике зверя…
«Красавица и чудовище», ты ли это?
Я усмехнулась, но детский крик заставил меня подскочить.
— Волк! — вскочив на ноги и тыча пальцем за костер, крикнул Рудик. — Это волк! Хозяин леса!
Учитывая то, что уже было темно, Рудик оказался очень глазастым парнишкой. Потому что волка я смогла рассмотреть лишь с пятой попытки.
Черная, несколько плешивая шерсть, худющий (в чем только душа держится?), стоит и смотрит своими черными глазами…
Сказала бы «зловеще», но испуга не было. Да и Аррияш с Арлисом сработали слаженно. Оцепили нас вместе с солдатами, закрывая не только обзор нам, но и отрезая волка от нас.
— Стойте! Не смейте стрелять! — вдруг закричал Тирхан. — Уберите стрелы. Нельзя! Он не нападет!
— Откуда такая уверенность? — снисходительно спросил Фолк, не давая команды лучникам остановиться.
Один из них выстрелил, но не попал. Волк зарычал, сделал пару шагов назад, но уходить явно не собирался.
— Не смейте! — старый учитель сорвался с места и ворвался в ряды солдат. — У него на шее радрак!
— Опустить луки! — сиреной взвыл Фолк.
Я сделала стойку не хуже оловянного солдатика. У вороны тоже что-то на шее было. Совпадение? Не верю…
— Это магическое существо? — я подошла к Тирхану и Аррияшу.
— Хуже, Ваша светлость… — вздохнул учитель.
— Это осужденный, — припечатал Арлис, хотя у него никто ничего не спрашивал. — Он не нападет, иначе радрак его убьет. Вам ничего не угрожает.
— Арлис, сопроводите всех по шатрам, — приказала я и коснулась руки учителя. — Расскажите подробно.
— Ох, Ваша светлость… Не думал, что когда-нибудь столкнусь с таким. Это страшно! Страшная участь для любого одаренного с активным даром, а уж для того, кто обладает даром метаморфизма — вдвойне.
Волк продолжал наблюдать за нами издалека, не делая попытки подойти ближе, но и не уходил. Арлис выполнял мой приказ. Дети были недовольны и уходить не хотели, но перечить не посмели. Буквально за пару минут у костра осталось всего несколько человек.
— Значит, перед нами человек? — спросила у Тирхана, ведя его обратно, чтобы присесть.
— Верно, но он больше никогда не сможет принять человеческую форму. Радрак не даст… — учитель вздохнул. — Осужденный на самую страшную казнь. Он должен умереть сам. При этом никому нельзя ни помогать ему, ни нападать на него. В этом случае артефакт обратится против нападающего, и поверьте, Ваша светлость, мало никому не покажется.
— Не совсем понимаю. Получается, артефакт и защищает осужденного, и вместе с тем медленно убивает?
Мы наконец вернулись на место и сели, Тирхан жадно присосался к отвару.
— Да, умереть он должен сам. Без чьей-либо помощи. Зверя ли, человека… Потому я и сказал, что это страшная участь. Когда такой артефакт надевают на шею человека, он чаще всего мучительно умирает от голода. Его вышвыривают за ворота городов. Работу ему никто не дает, помощь даже объедками — табу. Про одежду и прочее вообще молчу. Нельзя.
— Почему тогда для человека с даром метаморфизма эта участь еще страшнее?
— Потому что если он может превращаться в зверя, то в момент надевания артефакта станет им. Сможет себя прокормить, вот только…
— Что?
— Крайний срок у такого артефакта — ход. За ход осужденный должен умереть, и если этого не происходит, то артефакт начинает влиять на сознание, полностью вытесняя разум и заставляя принимать наименее приспособленную к выживанию форму. Мало того, он заставляет совершать нелогичные и чаще всего опасные для жизни поступки.
— Такие, как купание вороны в озере?
— Вороны?
— Днем мы спасли тонущую ворону — я еще не успела рассказать. Она присосалась к моей силе, но я смогла оборвать нить так, как Вы учили. Поэтому на мне это практически никак не отразилось. Даже царапины от когтей и рана от клюва затянулись — их как не бывало.
— Вы восхищаете меня! — вдруг заявил учитель. — Не было практики, только размытая теория — а у Вас все получилось!
— Вы отличный учитель, — улыбнулась я. — Смогли доходчиво объяснить. Это Ваша заслуга. Так вот: я заметила на шее вороны какой-то предмет, поэтому предполагаю, что ворона и этот волк — одно и то же существо.
— Не исключено. Постойте… Вы помогли осужденному, и у Вас никаких повреждений?! Ваша светлость, я обязан Вас осмотреть!
— Тише, не волнуйтесь. Смотрите.
Я протянула руку, позволяя мужчине вторгнуться в мое пространство своей магией. Пусть уверится, что я в порядке, а то перепугался, бедный… Но такая забота и искреннее переживание были приятны.
Спустя пять минут напряженного молчания и ворожбы лекаря его сухая ладонь оторвалась от моего запястья.
— Не понимаю… Вмешательство в работу радрака — это однозначное получение проклятья, Ваша светлость. Но Ваша аура чиста, никаких колебаний или последствий.
— Может, дело в том, что я спасала ворону, а не осужденного? Я же не знала о наличии такого артефакта и спектре его действия.
— Я бы согласился с этим, если бы история не знала подобных случаев, когда помощь оказывалась несведущим человеком. Увы, артефакт все равно действовал в полную силу. Очень странно.
— А может, дело в моем даре? — предположила я. — Все же дар жизни дает однозначные преимущества в вопросе выживания…
— Вероятно, да, дело именно в этом. Вам очень повезло, Ваша светлость.
— Выходит, что волка нам кормить нельзя, и он тоже об этом знает?
— Я не уверен, насколько его сознание сейчас отличается от звериного. Учитывая, что ворона все же купалась в озере, с большой вероятностью человека уже не осталось. Мне жаль это говорить, но Вы продлили его агонию. Дали сил принять более крупную форму. Но итог не изменится. И да, кормить его нельзя.
— Но он не уходит… — я покосилась на волка, который подобрался поближе и лег, не отрывая при этом взгляда от нашей парочки.
