Начни я давить, упирать на то, что я вся такая исключительная и незаменимая — вряд ли смогла бы предсказать реакцию мужа.
А так…
— Ты готова кормить ребенка ход? — вкрадчиво спросил он. — Дитя чудовища? Разве не ты утверждала, что умереть предпочтительней, чем продолжать жить во грехе среди тварей, что по недоразумению приняли обличья людей?
Я не дрогнула, хотя память щедро поделилась последним скандалом с герцогом, когда Стейзи от отчаяния кричала разные не самые умные и приятные на слух слова. Девочка сорвалась, будучи постоянно науськиваемой рыжеволосой дрянью. Я была с ней солидарна по части определения эпитетов для существа, что стояло передо мной. Чудовище как оно есть.
А стерва его рыжеволосая — тварь.
— Я и сейчас считаю, что Вы — чудовище, — глядя прямо в глаза мужу, произнесла с достоинством. — Но Его светлость — мой сын. Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, мое продолжение.
Скажи я как-то иначе, то вряд ли бы мне поверили. Начни я уверять, что была не в себе и плохо о муже на самом деле не думаю, то герцог остался бы при своем мнении и слушать дальше точно не стал.
А так — хмыкнул и уставился, будто перед ним разыгрывалось невероятное представление.
— Вам прекрасно известно, что я — последний представитель главной ветви рода Моррисон. И свой долг по отношению к сыну я выполню, невзирая на чувства, которые испытываю к Вам и Вашему окружению. Потому что как мать желаю своему ребенку лучшего. И пусть я этого не увижу, но верю, что именно он станет тем, кто пробудит дар Священной Пары.
И замолчала, давая понять, что не отказываюсь от ссылки, а предлагаю временную альтернативу. При условии, что герцог хочет того же — пробуждения древнего дара. Хотелось сказать многое, очень многое. Но вот беда — от моих слов ничего не изменится! Эта скотина лучше относиться к жене не станет.
Ему досталась игрушка, которую он с легкостью сломал. А теперь его желание сбылось — он получил законного наследника. Значит, сможет зачать ребенка с любимой женщиной и перестать ее пичкать противозачаточными или снадобьем, заставляющим скинуть плод.
Возможно, я бы и пожалела мужика, оказавшегося в такой ситуации, когда весь мир был против его любви, когда он даже детей не имел права завести от той, которую любил. И жениться не мог на своей рыжеволосой заразе — худородной дочери торгаша, притом не самого полезного и успешного.
Таковы традиции королевства, таковы законы этой страны. Первенцем титулованного господина должен быть ребенок, рожденный в законном браке. И никак иначе. В противном случае можно и земель лишиться, и титула. А на это, понятное дело, местные герцоги, графья и прочие пойти не могли.
Кишка тонка отказаться от всего ради своей любви.
Это уже после рождения ребенка в браке можно завести бастардов, а до того — ни-ни.
Да, я смогла бы его понять, но при условии, что нежеланную и нелюбимую жену не стали бы гнобить. Если бы герцог был мужиком и честно поговорил с девочкой, та не смогла бы отказаться. Она и так на любовь не рассчитывала.
Обеспечил бы ее защитой, дал бы возможность свободно дышать в замке, позволил бы заниматься воспитанием совместных детей, а не отдал в руки жадной, завистливой и ревнивой бабе.
К тому же Стейзи была неопытна, но не глупа. И вместо того, чтобы враждовать с ней, ему стоило поступить совершенно иначе. Я уверена, она смогла бы добиться королевского расположения и вернуть роду причитающиеся привилегии. А в том, что герцог в опале, я не сомневалась.
А посему мне его не жаль. Ни единого мгновения. Вот только поделать ничего не могу, пока я в его власти…
— И Вы даете гарантии, что при условии Вашего кормления у моего наследника пробудится дар?
Надо же, на «Вы» перешел.
— Как я могу? — ответила ему. — Я не Священная Пара, чтобы говорить о таком с уверенностью. Я лишь поделилась тем, чего сама была лишена и о чем сокрушалась моя матушка. Решать Вам, муж мой.
И замерла, кажется, даже дышать перестала. Получится ли? Клюнет он на приманку, или желание избавиться от жены пересилит?
— Будь по-вашему, — спустя несколько минут пристального разглядывания выдал герцог. — Я позволю Вам остаться на ход при условии, что Вы сможете кормить ребенка столько времени…
То есть пока не пропадет молоко… Нет, так-то логично…
— Для этого я должна оставаться в спокойствии, хорошо питаться и гулять на свежем воздухе.
После моих слов глаза герцога чуть ли не огнем полыхнули. Ну а как он хотел? Его рыжая тварь палки ж в колеса ставить будет, если он ее не одернет и не отдаст приказ не лезть ко мне. Однако дергать за усы тигра в мои планы не входило, поэтому я невинно добавила:
— Полагаю, лекарь сможет дать более точные рекомендации. Мне, к сожалению, известно только это.
— Я отдам распоряжения.
Герцог расслабился, но «укусить» не отказался.
— Еще пожелания?
Яда бы сцедить, да банки рядом нет. От такой змеи яд наивысшей пробы был бы.
— Скорее, просьба, Ваша светлость. Пока я не выздоровею окончательно, оставить ребенка при мне. В коридорах замка прохладно, носить Его светлость каждый раз на кормление — не лучшая идея. Это может послужить причиной болезни. Я же пока дойти в детскую не смогу.
— Хорошо, — отрывисто бросил мужчина, явно недовольный моей просьбой, но понимающий ее рациональность.
А может, с тем же лекарем еще посоветуется. Черт его знает.
Я оглянуться не успела, как осталась в одиночестве. Правда, ненадолго. Но то уже были приятные хлопоты…
Глава третья
— Ты ж, мое солнышко! — я склонилась над колыбелью и замерла, с умилением глядя на сына.
А кто б замер, когда это чудо во сне улыбалось, чуть причмокивало и выглядело так, что в груди солнце лучи распускало.
А может, и не солнце. Зеленая нить с каждым днем становилась ярче, крепче и пропадала уже не так быстро. Правда, кроме меня ее никто не видел. Конечно, в лоб я не спрашивала, но заметь что-то такое няньки или слуги, сдержать свою реакцию они бы точно не сумели.
Я не знала, что это такое. Магия? Безусловно. Тот самый утраченный дар Священной Пары. Вот только чего от него ожидать? Знания об этом даре родителями Стейзи были либо утеряны, либо ей просто ничего не передали. Какого плана этот самый дар? Что из себя представляет? Загадка, которую разгадать придется мне.
Илюша сладко зевнул и снова улыбнулся во сне. Да, я называла сына Илюшей, Ильей, как былинного богатыря. И пусть кто попытался бы мне запретить! До именования оставалось пять дней, вех по-местному, но кто сказал, что у Его сиятельства должно быть одно имя? В общем, мне было плевать на мнение окружающих, их все равно не спрашивали. А время, что я проводила с сыном наедине, принадлежало только мне.
