— Расступись, — послышалось фырканье. Среди мохнатых и небритых ковриков разной степени пушистости появилось нечто белоснежное, изящное, грациозное и чистое. Это грациозное умудрялось грациозно хромать.
Я вздохнула и хотела отвесить инвалидный поклон.
— Нет, не надо, — как-то немного не по-королевски и слишком поспешно произнесло его величество, делая запрещающий жест рукой.
Он тут же стал холоден, как сосулька на февральском морозе. И голосом, после которого нужно падать на колени и каяться во всех смертных грехах, включая съеденное у бабушки в далеком детстве, варенье, спросил:
— Что здесь происходит?
— Учу мыть лапы, — заметила я, выжимая над водой мокрую, но чистую лапу.
— Ему не нравится. Ты не имеешь права делать то, что не нравится принцу, — произнесло его величество, ледяным взглядом, пытаясь превратить меня в снежную бабу. — Опусти его на пол.
Я послушно отпустила Титикаку, который почувствовал, что только чудом избежал позорной казни. И бросился к единственному защитнику в белоснежном одеянии.
Дальше последовала гневная нотация про права и обязанности няни.
Я опустила голову, словно чувствовала себя дико виноватой. И даже соглашалась со всем, что говорило Его Величество Титикака Старший. На самом деле я просто пыталась прикрыть предательскую улыбку.
А улыбаться было чему!
Маме можно бесконечно смотреть на три вещи. Как малыш хорошо кушает, как малыш счастливо носится и как он ластится к маме. Но я только что нашла четвертую. Как просится на ручки к «пресветлому рыцарю» маленький судьбой и мной обиженный Титикака, вытирая грязные лапки о белоснежно одеяние.
— Ты почему улыбаешься? — в голосе его величества было больше недоумения, чем гнева. — Что смешного в моих словах.
— Абсолютно ничего, — заметила я, сложив губы в трубочку. — Просто посмотрите вниз.
Его величество недоверчиво опустил взгляд, и тут же понял, что сам стал передвижной выставкой детского творчества. На роскошной ткани были явные следы чего-то коричневого. Что может со стороны сойти за то, что его величество очень любит шоколадные конфеты.
Взгляд его величества вспыхнул. Он осмотрелся по сторонам и склонился к Титикаке. Он что-то зарычал, на секунду, вспыхнув глазами. Стража покосилась на эту картину и осторожно стала отходить.
— Аррр! — жалобно потребовал Титикака.
На что ему рявкнули что-то такое, от чего тот поплелся в мою сторону и протянул мне чистую лапу.
Стража стала удаляться. Они уже поняли, что здесь если и произошло убийство, то только нервных клеток.
— Ваше величество, — позвала я, долго раздумывая «сейчас» или «никогда». Он обернулся и остановился.
— Вы сказали, что готовы выполнить мое желание, — начала я, видя с каким обреченным видом Титикака лезет мыть лапы.
— Да, я так сказал, — произнесло его величество.
— Я хочу попасть домой… — выдохнула я, видя, что Титикака увидел огромный мыльный пузырь и застыл. — Чтобы сказать родителям, где я нахожусь…. И чтобы за меня не волновались…
Судя по лицу, он ожидал золото — бриллианты. И даже был готов расстаться с какой-нибудь золотой безделушкой. Но эта просьба повергла его в ступор.
— Это невозможно, — произнес он, пока Титикака охотился за пузырем. — Попроси что-нибудь другое.
— Возможно, просто вы почему-то этого не хотите, — осмелела я. — Но это — мое единственное желание… И вы обещали…
Минута раздумья увенчалась короткой фразой.
— Хорошо. Через час ты попадешь домой.
Его величество взмахнул плащом, удаляясь за двери. Пузырь, на который так старательно охотился Титикака, лопнул и попал ему в глаза. Пользуясь временным замешательством, я домыла лапы и стала ждать.
Я улеглась на чистую кровать, думая, что скажу родителям. Как объяснить им, куда я пропала? И почему не отвечаю на звонки? Перед глазами были белоснежные одежды.
— Снежный король, — едва слышно прошептала я, а потом зажмурилась, вспоминая отпечатки Титикаке на белизне.
Внезапно перед моими глазами появилась… Попа! Пушистая попа, из которой рос хвост. Попа привалилась к моей щеке.
— Все! Мама видела! Красивая попа! — сплюнула я шерсть.
Попа уже села мне на нос, пока я жмурилась и пыталась как-то убрать лицо.
— Самая красивая попа, которую я когда-либо видела! Просто не попа, а золото! — похвалила я. Но мне, видимо, не поверили. А вдруг я еще чьи-то пушистые попы рассматривала? И теперь скрываю горькую правду? Щажу самооценку наглой и подлой ложью?
— Она просто изумительная! Знаешь, я столько пушистых поп видела! — соврала я. — Но все… ой, тьфу! Какие — то не очень! Но эта — самая лучшая попа! Хоть на выставку!
Попа стала тереться об меня, пока я морщилась от щекотки.
— Эй, самая красивая попка на свете! Чего пришел? — отмахнулась я, убеждая, что именно Титикака обладатель самой красивой попы на свете! И забывая добавить, что это была первая пушистая попа, которую я вообще видела вблизи.
— По поводу твоего желания, — послышался голос, от которого я вскочила, как пионерка. Заодно и покраснела, как пионерский галстук.
— Я не вам, — смутилась я, сгружая Титикаку.
Одернув застиранное платье, я вскочила, всем видом показывая, что я готова.
— Жаль, я так огорчен, — заметил голос его величества.
— Хорошо, значит, это вам! — сориентировалась я, видя, как маги жестами приглашают следовать за ними.
— Веди себя хорошо, — погладила я Титикаку, направляясь к выходу. «С чего начать? Ну, как обычно! Привет, мам!», — успокаивала я себя, рассматривая своды дворца.
— Помни, ты — особа королевских кровей, — прошептал бородатый на ухо.
— Помню-помню! — сглотнула я, расправив плечи. Мы спускались по лестнице.
— А его величество что здесь делает? — едва слышным шепотом заметила я, немного отстав.
— Он сказал, что… — начал бородатый, но на нас молниеносно обернулись.
Мы спускались молча, а я придумала отличную версию. Познакомилась с иностранцем, уехала за границу, роуминг дорогой, иногда буду писать… И скидывать фото…
Немного успокоившись, я уже прокрутила в уме весь разговор.
— Сюда, — позвали меня в светящийся нежно голубым сиянием круг. Я бросила взгляд на стены зала, вздохнула, готовясь много и долго врать. Вокруг стояли огромные кристаллы, похожие на глыбы льда. От них струился тот самый голубой свет, растекаясь по всему залу.
— Ваше величество изъявил желание поприсутствовать при разговоре, — припечатали меня. — Лично.
— А по-почему меня не предупредили? — ужаснулась я, глядя на его величество. Он стоял достаточно далеко, руководя процессом. Только сейчас я заметила на его руках перстни — когти. Они сверкали белым серебром, как только он отдавал распоряжения по поводу линий.
